Ван Мэн - Современная китайская проза

— Вот о таком же, как сейчас, тихом, умиротворенном море, — уклончиво ответил он.

— Нет, дедушка, море непослушное, брюки мне намочило.

— Ну посиди тут, — старик чуть подвинулся. — Не подходи так близко к воде, еще волна унесет…

— Что вы, дедушка… — возразила девочка, однако от моря отошла. — Расскажите о своем детстве, — попросила она.

И старик начал:

— Помню, был у меня брат-близнец, ох, как мы с ним были похожи, не отличишь. Ты не знаешь его, он давно, еще в сорок третьем, погиб в японской жандармерии. Впрочем, ты, наверное, и не слышала, что такое жандармерия.

— А вот и слышала, — уловив в голосе старика снисходительные нотки, капризно протянула девочка. — «Докладываю начальнику Мацуи, впереди обнаружен Ли Сянъян…» Начальник Мацуи — это же японский жандарм, да? Мы смотрели «Партизан на равнине» [48] Один из так называемых «образцовых» спектаклей времен «культурной революции». .

— Ну ладно. Так вот, когда нам было по пять лет, мы подрались. Как-то утром я стал рассказывать сон — сижу на большом коне, а конь красный. И вдруг братец заявляет, что тоже видел сон, и во сне тоже сидел на большом коне, и конь тоже был красным. Я замолчал — да как огрею его. Хоть и был я моложе на четыре часа, но скор на руку и всякий раз первым лез в драку. Он не стерпел, мы сцепились, принялись толкаться, лягаться, кусаться, мама растащила нас, пустив в ход метлу. Я ему весь нос раскровенил…

— Я думаю, дедушка, он был не прав, с чего это вдруг стал повторять точно такой же сон…

Старик молчал. Она так далека от этого, а пытается влезть в их детские раздоры, все разложить по полочкам — кто прав, кто виноват. Через семь десятков лет и ему не так-то просто рассудить прошлое. Наверное, зря он тогда накинулся на брата — тот имел право на любые сны, даже такие же, как у него, и рассказывать о них имел право. Нельзя было распускать руки, разбивать нос брату. Чем дольше старик жил, тем больше верил, что они и в самом деле видели один и тот же сон.

«Все-уш-ло, все-уш-ло», — пробормотало море.

— Вот бы иметь такую душу, как у моря…

— Что, дедушка?

— Душу, говорю, иметь бы такую, как у моря… Что такое душа, знаешь?

— Нам объяснял учитель. Но я не поняла.

— …Вот слушай, что приключилось двадцать лет назад, еще до твоего появления на свет. Был у нас один болтун, любую тему сводил к самому себе. Чуть какое собрание, идет на трибуну — и пошло: я, я, я. Я — то-то, я — такой-то… Наверное, были у него и достоинства, но я терпеть его не мог. Потом он ушел от нас, в какой-то мере из-за меня. Но откуда возникла во мне эта нетерпимость? А была бы душа такая, как у моря… Однако зачем я это рассказываю? Ты ведь еще слишком мала, чтобы понять…

— Да поняла, все поняла, есть у нас в классе одна цаца. Мы прозвали ее «хапуга». Чуть кто получит на экзамене хоть на балл выше, чем она, сразу морду кривит. Но когда она в первом полугодии по языку схватила только восемьдесят три [49] В китайских школах стобалльная система оценок. , я очень обрадовалась…

— Э, детка, так не годится, нельзя злорадствовать…

Девочка надулась и отошла от старика.

Небо распахнуто, море распахнуто, и он больше не произносит ни слова, только слушает степенное, неспешное дыхание моря, ощущает весь этот безбрежный, необъятный мир, и такое чувство, будто он вновь, запеленатый, лежит в люльке. Огромное море качает его, напевает колыбельную, овевает своим дуновеньем. Он улыбается, просит прощения, засыпает.

— Прости, — произносит старик.

Невдалеке от берега из моря торчало несколько черных камней причудливой формы. Высокий прилив, вероятно, закрывал их полностью. Но чаще они выставляли наружу свои вершины, оббитые, обточенные, покрытые трещинами от палящего солнца, яростного ветра, соленых волн, от чехарды дней и ночей да череды знойных лет и суровых зим, а огромные, массивные лоснящиеся тела прятали под водой. Эту гряду валунов называли «тигриным порожком», видя в них сходство с тигром. На самом же деле, когда смотришь на причудливые формы, натянутые сравнения лишь обескураживают, и чем дольше смотришь, тем меньше камни походят на зверя. В сущности, ни на что они не похожи! Они никого не копируют, они — сами по себе.

А теперь позвольте предложить вам забраться вместе с моими героями на самый большой из камней. Трудность в том, что они отделены от берега полосой кипящего прибоя. Для большинства из вас, читатели, это проще простого, вы же можете, как говорят в народе, «перейти реку», то есть море, «нащупывая камушки». Запросто шлепая по воде — море тут мелкое. А наш слепой, прошедшей ночью слышавший бурное штормовое море, как решился он перебраться через эту воду, если даже не видит, глубока она или мелка?