Ван Мэн - Современная китайская проза

— Что, не сладко в тюрьме, гражданин начальник? Спрячь свою гордость в карман и веди себя как следует.

— Ты знаешь меня?

Улыбка еще шире, глазки совсем пропали.

— Разве ты забыл, как приезжал на машине, проверял лагерь? Но большим людям не до таких мелочей! Пройдемте, начальник. Пора квалифицированному рабочему себя показать!

Видя, что разговаривать ни к чему, Гэ кое-как перевязал рану платком, отряхнул пыль с одежды и пошел из барака за стариком.

Скоро на нем была уже лагерная форма. На груди и спине красовались крупные иероглифы: «Исправление трудом».

Весна 1976 года была на редкость холодной. Даже земля по низким берегам излучины Хуанхэ — сплошные солончаки — промерзла.

По серому небу низко плыли облака. Снежок сыпал мелкий, будто просеянный. Он падал на лицо и приятно освежал.

Ирригационные работы по превращению солончаков в рисовые поля растянулись на несколько километров. На одном участке виднелись заключенные, одетые все в одинаковую серую форму. Недалеко в ярких разноцветных одеждах трудились крестьяне. Гэ знал этот проект хорошо. В 1975 году, вернувшись на прежнюю работу из «школы 7-го мая» — исправительного лагеря для кадровых работников, — он предложил посылать сюда, на берег реки, заключенных. Заключенные, считал он, участвуя в настоящем деле, постепенно изменят свой взгляд на мир и на общество, почувствуют вкус к труду.

Захватывающее зрелище большой стройки придало ему уверенности, Гэ зашагал быстрее и обогнал старосту. Он не пожалеет себя и принесет пользу и здесь. Приблизившись к заключенным, Гэ вынул из сваленного инструмента мотыгу. Но подоспевший Ма грубо схватил его за руку:

— У нас разделение труда. Пойдешь на другую работу! — И, указав на высокую насыпь, добавил: — Будешь таскать землю наверх.

Ирригационный канал изгибался подковой и был до двадцати метров в ширину. Заключенные, как муравьи, таскали носилки со дна на высокие берега. Молодые люди, раздетые по пояс, подбадривая себя песней, взбирались по круто наклоненным доскам, высыпали землю и сбегали вниз. Те, что постарше, долбили мерзлую землю кирками и мотыгами, наполняли корзины и носилки, а другие наверху разбрасывали ее и трамбовали. Старик приказал Гэ работать с молодыми. Несмотря на свои 55, Гэ не боялся тяжелого труда после долгих лет в «школе 7-го мая». Беспокоила его только открывшаяся рана, потому что, судя по всему, староста откровенно травил его и, скорее всего, не остановится на полпути.

Заключенные остановились, рассматривая новичка. Кто-то сказал негромко:

— Точь-в-точь начальник из города.

Гэ взял себя в руки. Главное — не выглядеть слабым. Он положил мотыгу на землю, подбросил ногой носилки и схватил ручки:

— С кем мне?

Это произвело впечатление. Некоторое время все молчали. Потом несколько молодых людей подняли большие пальцы.

— А он ничего… — крикнул один из них, побойчей, — только вот… — он покрутил пальцем вокруг своей гладко выбритой головы.

Тут и старики заговорили:

— Староста Ма, смотрите, новичок-то уже седой. А грязь носить…

Но Ма одним взглядом заставил их замолчать. Опять наступила тишина.

— Ю Далун! — крикнул староста.

Из толпы вышел рослый широкоплечий парень, раздетый, как и другие, до пояса. Тело его блестело от пота, великолепный торс мог послужить моделью скульптору. Картину портил только тянувшийся по ребрам причудливый шрам.

— Здесь, — сказал он почтительно.

— Будешь с ним носить.

Парень с насмешливым удивлением покачал головой.

— Чем я так провинился, что мне дают эту развалину?

— Ты что, не узнал его? А кто мне рассказывал, как мучил тебя один легавый при расследовании? Приглядись.

Ю Далун посмотрел внимательно на Гэ. Их взгляды встретились.

— А-а. Вот кто к нам пожаловал. — Парень с нескрываемым удовольствием перевел взгляд на надпись «Исправление трудом» на груди Гэ.

Ю Далун был главарем «Пяти драконов», а потом «Феникса». Гэ помнил его хорошо, потому что сам расследовал эти дела в 60-х. Теперь у них одни носилки. Нет, он не боялся этого известного когда-то бандита. Сколько таких перевидал он за свою службу. Но все большую тревогу внушал ему староста. Так ненавидеть. За что?

Тем временем заключенные помоложе, чувствуя поддержку Ма, разгалделись:

— Полицейская птичка попала в клетку!