В пятницу, преодолев пробки и заторы, вырвался из мегаполиса. Шёл дождь. По народной примете, выезжать в дождь – благо, сбудется то, что загадывал, собираясь в дорогу. Дождь, между тем, то лил, как из ведра, стоял стеной, то атаковывал землю крупными водяными ядрами, то сеял бисер мельчайших брызг. Дождь шёл всю пятницу и всю субботу до самой ночи. С крыльца дома я глядел в лесную сторону и понимал, что лес недоступен: вдрызг вымокнешь, и будет не до лисичек и прочих даров природы. В воскресенье распогодилось. Как только выкатилось из-за горизонта солнце, я отправился в лес. Сердце предчувствовало близость обещанной встречи. Близилась годовщина ухода Ларисы из жизни.
….На заслужившем у меня добрую славу «грибного места», того самого, от которого, как танец от печки, начинают охоту, наткнулся после больших стараний на единственную лисичку. Обошёл знакомые урожайные места – в корзину отправил кокетливую сыроежку в розово-фиолетовом чепчике. Вероятно, я разучился видеть грибы, подумал в раздражении: «А что если вернуться к “печке”»? Неторопливо, с тщанием и старанием, как разучивают движения вальса – раз – два – три, раз – два – три стал кружить по местам, мне известным до последней кочки. «Ага, незнакомая ложбинка. Туда стоит заглянуть», – подумал и исполнил намерение. Когда продрался сквозь густой кустарник, открылся чистый, освобождённый от травы, её словно кто-то выщипал, склон. Стоя в глубине ложбины, я во все глаза глядел на открывшееся диво. На округлом бугорке, даря миру тёплое сиянье, светилась россыпь лисичек, будто апрельские веснушки на Ларисином улыбчивом лице. Поражённый, удивлённый обилием лисичек, стал протирать глаза. На мгновенье погас яркий солнечный свет, и на вспыхнувшем в какой-то неведомой реальности, а может, в глубине моего сознания, подобии экрана, проступил зримый облик Ларисы: она, прищурившись, старалась разглядеть меня, и взор её очень сильно напоминал тот прощальный многозначительный взгляд, который никогда не покидал памяти моего сердца.
Что же это такое? Сон? Галлюцинация? Видение? И одно, и второе, и третье никак не объясняли пережитого. «Это действительность, выходящая за границы всех земных реальностей», – подумал я. Знак соединения наших душ. Явленное свыше знамение длилось короткое время. Помню, мы молча, глаза в глаза, вели безмолвный диалог; она обращалась к моей душе – я сознавал это по испытываемому небывалому блаженству, которое на миг один победительно пленило всё моё существо.
Стоя в глубине ложбинки, блаженно улыбаясь крохотным лисичкам, напомнившим мне апрельские Ларисины веснушки, беззвучно произносил я ласковые, возвышенные слова благодарения Богородице, небесной покровительнице моей возлюбленной, и ощущал в себе небывалый подъем духа, неземное парение.
Богородица. Дево, радуйся.
Пресвятая Мария, Господь с Тобой.
Сердечно, благостно такими запомнившимися мне с детства словами молилась Богородице моя бабушка Анна Игнатьевна. Вечная память, вечный покой её светлой душе!
Нежданно-негаданно меня окропило. С чистого голубого неба – над лесом стояло едва заметное, лёгкое, полупрозрачное облачко, посыпались, дробно застучали по листьям деревьев тёплые капли «слепого» дождя. «Благодать, благословение Божье», – подумал я, осчастливленный явившимся мне видением и этим дождём, породившим тёплое сияние трав и листьев, кустарников и деревьев… Сердце было открыто для молитвы.
Слова обращения к Господу пришли как чудо – не знаю, как они высветились в памяти моей, кто подсказал.
Иисусе, да не будет на земли горьких воспоминаний о ней.
Иисусе, возвесели её милосердием твоим.
Иисусе, Неизреченный, Великий и Чудный, упокой, Господи, душу рабы Твоей.
Он возник у калитки, нежданно-негаданно. Кого угодно мог ожидать Константин Петрович Завидонов сюрпризом здесь, за сто пятьдесят вёрст от Москвы, в дачной деревне Усково, только не его, Еремея Солёного. Он его в московской жизни не жаловал, если тот настырно выпрашивал книгу с автографом или билетик на его, Константина Петровича, творческий вечер, назначал встречу в метро, где под грохот прибывающих и убывающих поездов особо-то не поинтимничаешь, не подискутируешь до знаменитого истошного вскрика Еремея, когда беседа клонится к рукопашной: «Только не спорить». Что говорить, шибко задорная личность Еремей Солёный.
– Откуда ты такой немытый, нечёсаный, небритый?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу