Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

Хлопнула дверь. В этот момент ей почудилось, что на самом деле все не так и страшно и, может быть, действительно каким-то образом утрясется. И ей самой даже удалось улыбнуться.

Медленно поднимаясь по лестнице, она думала, как же и зачем Петр Андреевич разузнал, что в сентябре ей предстоит командировка от фонда в Хельсинки, причем недели на две, ей нужно будет сопровождать художественную выставку. И что забыл в Финляндии сам Петр Андреевич? И как она сможет с ним связаться? Куда позвонить и что сказать? «Здравствуйте, Петр Андреевич. Я в Хельсинки. Давайте сходим куда-нибудь пообедать»? Легкий холодок пробежал у нее по спине. Она остановилась, чтобы взять дыхание.

Вернувшись в свой кабинет, Танюшка позвонила в Сонь-наволок. Трубку сняла Вероника Станиславовна, и Танюшка попыталась сказать ей как можно более ровным тоном, что ей очень хочется поговорить с Майкой.

— Она сейчас отдыхает, — таким же ровным тоном ответила Вероника Станиславовна. Танюшка представила, как свекровь при этом легко пошевелила в воздухе пальцами, и на мизинце блеснул бриллиантик.

Танюшка звонила еще и еще раз, но трубку никто не брал. Это было хуже всего — не знать, что там творится на самом деле. Хотя ничего особенно плохого там не могло твориться — с точки зрения юридических органов. Но если ребенка все время держат в жестких рамках, требуют подчиняться, подчиняться, подчиняться, как именно требовала Вероника Станиславовна… Она никогда не обнимала Майку, не гладила ей волосы, хотя к Майке, конечно, прикоснуться бывало сложно. Майка была колючей и непременно говорила: «Ну ма-ам!», но все равно Танюшка пыталась прикоснуться к ней мягко, мимолетно, со всей неизлитой нежностью…

Народу тут так и кишело. Набережная была заполнена плотной толпой, а вокруг в оранжевых палатках варили кофе, жарили пончики и рыбу, предлагали мороженое, взбитые сливки и какие-то пирожки. Людская река медленно куда-то текла, будто с заданной целью. Танюшке казалось именно так, что эти люди точно знали, куда направлялись — к счастью, каким бы простым оно ни представлялось. В Финляндии счастье заключалось в изобилии рыбы, картофеля, мясных и молочных продуктов, поначалу по крайней мере. Потом подспудно рождалось подозрение, что во всем этом что-то не так, что это вовсе не счастье, а просто картошка, рыба, молоко и мясо…

Холодное море, уже остывшее, да и не прогретое как следует за короткое лето, дышало ровно, но грозно, и зеленоватые волны, лизавшие гранитный берег, настойчиво напоминали о грядущей зиме. Почему-то, глядя на волны, Танюшка думала, что скоро опять зима, и нужно купить Майке теплые сапоги, хотя Майка терпеть не могла финскую обувь…

Истошно вопили огромные чайки размером со среднюю собаку, требовали угощения или просто человеческого тепла, которого хотелось абсолютно всем в этой сумеречной стране, усаженной мандариновыми палатками, накормленной и в целом довольной самой собой, но все равно сумеречной даже в солнечный день, который непременно содержал в себе фиолетовый оттенок холода. Где-то здесь обитала Снежная Королева, которая до того заколдовала беднягу Кая, что тот стал избегать живых теплых женщин, увлекшись холодным интеллектом игры в ледяное лото, потому что тепло всегда мимолетно, а холод вечен. Он не обманывает и ничего иного не обещает, кроме морозных узоров на стекле как высшего совершенства…

— В этом месте причалил пароход из Питера, и Александра Федоровна впервые ступила на финскую землю, — Маринка, толкая впереди себя коляску со спящим Матти, вещала, как заправский экскурсовод, даже в статусе молодой мамаши. — Одновременно с возведением колонны площадь вымостили камнем. А сразу после революции матросы сбросили с колонны шар с двуглавым орлом и еще крыло ему сломали, так что восстановили этот памятник только в 1971-м…

Танюшка слушала вполуха, она сто раз бывала на рыночной площади, правда внимания не обращала на колонну с орлом. Теперь этого орла было даже немного жаль, потому что он столько претерпел, хоть выглядел опять неплохо и, кажется, даже возгордился и обнаглел, как чайки, обитавшие на рыночной площади. И так казалось, что он вот-вот истошно заорет, требуя угощения и человеческого тепла.

Маринка приехала в Хельсинки ради нее, и Танюшка была ей за это благодарна. Маринка жила далеко, в Оулу, и не лень же ей было тащиться в Хельсинки, схватив в охапку ребенка, а заодно и Володю Чугунова, который в прошлом году по случаю рождения Матти взял большой кредит и начал строить дом, поэтому они приехали всего на два дня, заодно походить по магазинам, накупить подгузников и дешевого детского тряпья на какой-нибудь барахолке, потому что в Хельсинки, естественно, выбор больше.