Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

— Катя дура. И с самого начала была дурой, если за этого своего Костю вышла, только чтобы у нее был муж. А какой — неважно.

— Катя не дура. Просто доверчивая слишком, — сказала Танюшка, опять убегая от вопроса. — Замуж вышла, чтобы все как у людей, потому что ей так сказали. Теперь пришли к ней эти свидетели Иеговы и говорят, что день рождения праздновать грех, и она опять верит.

— Поэтому и дура, что всякому встречному верит. Она еще этим свидетелям квартиру отпишет. А почему, кстати, день рождения праздновать нельзя?

— Потому что Иоанну Крестителю голову отсекли на чей-то там день рождения. Катя рассказывала, да я точно не помню. Теперь, когда я смотрю на калину, все время его вспоминаю.

— Кого?

— Да Иоанна Крестителя, как будто калина — это его кровь.

— Фу ты, аж страшно стало. Но Катя все равно дура! — Настя со злостью хлопнула о крыльцо ладонью. — Это чтобы к мамке на юбилей не прийти!

— Зато она теперь блаженная ходит, радуется каждому пустяку. Хотя ей теперь и развестись нельзя, религия не позволяет. Костя вышел на инвалидность, дома сидит, а Катя крутится на двух работах, чтобы его с детьми содержать, — Танюшка помолчала, вспомнив Катину жизнь. — Это вообще не так давно случилось, сразу после дефолта. Катя тогда вообще не представляла, как жить, сидели на одних макаронах, ну еще соленья ей мама то и дело подкидывала… А тут эти стали по домам ходить: давайте, говорят, вместе Библию изучать, а то конец света недалеко, налицо все признаки. Вот, уже рубль упал…

— Ну а ты почему не уйдешь от Сергея? — снова спросила Настя.

— Почему ты вдруг спрашиваешь? Не из-за юбилея же.

Танюшка краем глаза косилась на сестру, опасаясь посмотреть ей в лицо. В это мгновение не существовало ни прошлого, ни будущего, только невыносимое настоящее, которое жаждало как-то разрешиться. Наконец, оторвав взгляд от щербатых досок крыльца, она спросила Настю:

— Да?

— Я просто подумала, что надо было давно тебе рассказать… Но не впопыхах же. А вот все как-то не случалось. А может, чувства твои боялась задеть…

Кровавые капли калины чуть заметно колыхнулись от ветра, который налетел внезапно, как озорник мальчишка, но тут же затих.

— Да уже нет никаких особых чувств, — неожиданно для себя сказала Танюшка. — Общий ребенок есть, хозяйство, ну все как полагается. Как у всех.

— Да не как у всех. Помнишь, тогда, на твоей свадьбе, я с мужиком из прокуратуры рядом в ресторане сидела… Хотя что ты там помнишь. Ты и не видела никого, кроме своего Сереги.

Танюшка вдруг реально, почти до дрожи, вспомнила, как танцевала с Петром Андреевичем, как слышала в тот момент только свое тело, чувствовала его как никогда прежде, отпускала его, оставаясь при этом ведомой…

— А Серега надрался так, что из ушей полилось. Так вот, этот мужик из прокуратуры тоже хорошо выпил и рассказал, что вот, мол, Серега женится, а у самого в Риге невеста осталась. Барышня не простая, а вроде бы дочь подпольного миллионера, ну сама понимаешь, Сереге для карьеры это никак не катило. Вдобавок папаша-латыш ей запретил за русского выходить и быстренько за какого-то латышского хлыща выдал, потому что она уже беременная была от Сереги.

— Беременная была? — Танюшка слушала как во сне, как будто бы все это не имеет к ней отношения.

— Тогда Серега тоже решил жениться, ну как бы в отместку.

— Как бы в отместку? — переспросила Танюшка.

— Да. Этот дядька именно так сказал. Я на твоей свадьбе только бокал шампанского выпила, так что все хорошо помню. Мне еще так обидно стало за тебя…

— Ясно. Да… Спасибо, что сказала, — Танюшка только примеряла услышанное на себя.

— Ты ведь не сердишься на меня?

— Ну что ты… Спасибо тебе.

— Я думала, ты рано или поздно сама поймешь. А ты не хотела ничего понимать.

Танюшка собиралась добавить что-то еще, но не добавила, а только поднялась и, отряхнув подол, молча прошла в дом.

Сергей смотрел на нее так, как будто она подглядывала за ним в замочную скважину, а ведь она просто спросила, не хочет ли он с ней поговорить. Это продолжалось два дня, а потом он стал делать вид, что совершенно ничего не случилось. Танюшка еще подумала: а может, Настя все это зачем-то выдумала, — но убеждалась все больше, что нет, не выдумала. Она старательно припоминала каждую поездку Сергея в Ригу, с самого начала, еще до свадьбы. Он всякий раз возвращался чужой, отстраненный, а Танюшка склонна была списывать его отчужденность на то, что Рига — слишком красивый город, после которого родная серятина режет глаз, с ней самой это случалось после возвращения из Хельсинки. Хотя она сама никогда не бывала в Риге, но ей рассказывали, что там очень красиво.