Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Час, — ответила Беа. — Ты заснул около полуночи.

— Я не спал, я размышлял.

— Да? Ну, значит, из моих знакомых только ты храпишь, когда размышляешь. — Беа выключила телевизор, но оставила свет над входной дверью, чтобы Макс не заблудился. — Ты слишком быстро выпил два последних пива, они тебя и вырубили.

— Я выпил их как надо, — твердо заявил Макс. Он считал, что пиво можно пить по-разному, но только не так, как это делал сегодня Хорас, позволяя напитку нагреваться, а потом оставляя его недопитым. Макс расставался с пивом, только стоя над писсуаром. — Мне надо отлить. — Он повернул к уборной.

— Дома сделаешь свои дела. — Беа подталкивала его к выходу, черствая бессердечная женщина. — Ты живешь всего в квартале отсюда.

Оно, конечно, верно, но квартал был длинным. «Имперские башни» стояли в глубине улицы, однокомнатная квартира Макса находилась на шестом этаже, а лифт поднимался медленно; Макс по опыту знал, что, когда ему не терпится помочиться, он, бывает, не может сразу вставить ключ в замок.

К счастью, в переулке сбоку от «Каллахана» было пусто, и кирпичная стена заведения устроила Макса как нельзя лучше. Закончив, он почувствовал прилив сил, спать ему совершенно расхотелось. Легкая дымка, но пока не туман, повисла над городом, и Макс решил, что в столь хороший вечерок не грех прогуляться. Он двинул через город, через весь затихший, свернувшийся калачиком Эмпайр Фоллз. По пути ему не встретилась ни одна машина, ни один пешеход, а добравшись до кладбища, он без труда, хотя было темно, нашел могилу своей жены. Не шевелясь, он простоял у могилы так долго, что случись кому пройти мимо по другую сторону высокой кованой ограды, его бы приняли за статую. Чудесная дымка пролилась дождем, но старик с непокрытой головой продолжал стоять у камня с надписью «ГРЕЙС РОБИ» — камня, поставленного его сыновьями, когда их мать умерла, когда Макс загорал во Флориде, на Кисе, вместе с женщиной совсем иной выделки, чем его жена, и сокрушался, что не встретил ее раньше, в самом начале. Странно, почему теперь в компании с Грейс он чувствовал себя таким благодушным, умиротворенным, как никогда при ее жизни, когда надежды и мечты переполняли ее настолько, что на нее было больно смотреть. Стоя, Макс опять вздремнул и проснулся бодрым, хотя и промокшим насквозь. И ему снова захотелось отлить, о чем он вслух оповестил жену и прочих безмолвных спящих. Одним из них был Чарлз Бьюмонт Уайтинг, который, похоже, как великий Хемингуэй (если Хорас не наврал), проснулся однажды утром под впечатлением тщеты своего существования — чувства, Максу неведомого и, скорее всего, недоступного. В жизни столько всякого разного. Включая неприятности иногда, и все же.

Воздвигая памятник на могиле Ч. Б. Уайтинга, располагавшейся по соседству, жена покойного действовала наверняка: придавленному этакой глыбой, ее мужу вовек не выбраться оттуда, куда он угодил. Макс расстегнул ширинку и подумал, что мало кто из его ровесников способен выдать столь ровную, длинную, душеспасительную струю. В возрасте за семьдесят мужчины превращаются в протекшие краны, из которых постоянно, размеренно капает. Но только не Макс, чью простату следовало бы завещать науке.

— Надеюсь, у тебя все хорошо и ты рад промочить горло, — сказал он старине Чарли, пуская струю.

А когда закончил, поднял голову и заметил на макушке памятника каменного кота. Надо же, прежде он никогда его не замечал, хотя не раз воздавал должное Ч. Б. Уайтингу, орошая его могилу. Животное казалось таким живым, что Макс слегка поежился; дрожь куда крупнее пробила бы его, если бы, присмотревшись повнимательнее, он увидел, что кот дышит.

Тем летом Майлзу исполнилось девять, и его взяли в бейсбольную команду «Имперские бумажные гиганты». Один из самых маленьких мальчиков в команде, почти весь сезон он провел на скамейке запасных, наблюдая, как ребята постарше отважно бросаются за мячом, с какой бы скоростью тот ни летел. Тренер Аасаль выпускал его на поле ближе к концу игры, когда исход был очевиден, — за что Майлз был ему благодарен, поскольку страшно боялся, что команда проиграет по его вине. Когда же он вступал в игру в перчатке, которая была ему велика, и с испуганным выражением на лице, мальчики из команды противников, увидев, как он топчется у второй базы, разворачивались и отбивали мяч левой, понимая, что Майлзу и катящегося по земле мяча не поймать.

Ситуация радикально изменилась в конце июля, когда Майлз чудесным образом поймал мяч. Дело было так: он стоял на своем посту и мыслями был где-то далеко, когда услыхал стук биты и увидел мяч, приближавшийся к нему с такой скоростью, что он даже не успел пригнуться, как он обычно поступал. Мяч, ударившись о внутреннюю сторону перчатки, застрял между полосками кожи, а Майлза закружило, и он плюхнулся на попу. Тем не менее перчатка удержалась на его руке, а мяч в перчатке. «Гляньте, что я нашел», — прокомментировал тренер Ласаль тоном не столько насмешливым, сколько довольным, а поздравительные хлопки по спине от товарищей по команде приободрили Майлза. Хотя до этого момента бейсбол был для него постоянным источником унижения, игра ему искренне нравилась, и еще больше ему понравилась мысль, что он способен стать достоянием команды, а не обузой, как прежде. Поймав мяч случайно, теперь он не видел причин, чтобы не заняться этим целенаправленно.