Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Майлз, однако, был из тех мужчин, кого можно любить, не утрачивая самоуважения, и мало о ком из них можно сказать такое, и, уж конечно, не об Уолте Комо.

— Не-е, пусть себе сидит, — ответил Хорас. — Макс говорит то, что думает, и в тот же миг, как подумает. Меня больше напрягают те, кто десять раз прикинет в уме, прежде чем высказаться.

— Козел он, и больше никто.

— Ну да, есть немного, — согласился Хорас, и тут дверь мужского туалета распахнулась, возвестив о возвращении Макса.

Хорас и Беа, удивившись, что мужчина оказался способен облегчиться так быстро, с любопытством поглядывали на Макса, проворно забравшегося на свой табурет. На его брюках спереди виднелись следы торопливого мочеиспускания.

— Господи, — Беа с отвращением покачала головой, — ты грязный мерзкий старикашка. Когда заканчиваешь, стряхивай его хотя бы.

— Ты бывал на Кис? — обратился Макс к Хорасу, напрочь игнорируя Беа.

— Никогда.

— А где ты был во Флориде?

— В Орландо.

— Тебе бы понравилось в Ки-Уэсте. Там жил Хемингуэй.

Хорас отхлебнул пива и отметил, что Макс поступил так же. Услышать о Хемингуэе из уст такого старика Хорас ожидал менее всего.

— Хемингуэй, значит.

— Точно, — подхватил Макс, обрадовавшись, что его уловка сработала. Хорас, рассудил Макс, пишет в газету, и, возможно, его тянет поговорить о другом писателе, как нормального человека тянет выпить пива и поваляться под южным солнышком. — Потрясный чувак.

— Ты был с ним знаком?

— Там все названо его именем, Хемингуэй то, Папа это. Друганы звали его Папа, ну ты в курсе.

— Я спрашиваю, был ли ты с ним знаком?

— Кто знает?

Не удержавшись, Хорас коротко рассмеялся:

— Как это понимать?

— А вот так, черт возьми, и понимать. За долгие годы я выпил там столько пива. И в один из тех вечеров он мог сидеть рядом со мной за стойкой. Откуда мне знать?

— Держу пари, между вами был по меньшей мере один табурет, — обронила Беа.

— Когда ты начал туда ездить? — спросил Хорас.

— Зимой шестьдесят восьмого.

— Тогда ты не сидел рядом с Хемингуэем, — сказал Хорас. — Он покончил с собой в шестьдесят первом.

Макс попытался вспомнить, слыхал ли он об этом. Он был в курсе, что Хемингуэй давно помер. Однажды он пролез в дом писателя с группой туристов — когда это было? лет двадцать назад? — и вроде бы там говорили, что Хемингуэй умер. Во всяком случае, дома его не было. Что больше всего поразило Макса в том доме, так это кошки, свора кошек, и многие с лишним пальцем на передних лапах, напоминавшим большой человеческий палец. Он решил, что кошка с большим пальцем — это не очень красиво, хотя казалось, что все эти дряхлые пусики способны благодаря отогнутому большому пальцу взять в лапы стакан пива, совсем как люди, черт бы драл этих котов. Судя по рассказам гида, к кошачьей своре великого писателя относились с глубоким почтением, и, похоже, именно они хозяйничали в доме. Вот что Максу так нравилось на Кис: практически всё там воспринимали спокойно, включая самого Макса, чей потрепанный облик — предмет постоянных насмешек на севере — там считали естественным и даже неизбежным состоянием человека. В Ки-Уэсте Макса часто принимали за местного, из тех, кого там называют «ракушками», и туристы, не разобравшись, с удовольствием покупали ему выпивку. Хемингуэй, будучи знаменитостью, вероятно, никогда не платил за свои напитки. Что порождало интересный вопрос.

— Покончил с собой? С какой стати?

— Может, проснулся однажды утром и почувствовал тщету всего и вся, — предположил Хорас.

— Какую такую тщету?

Хорас пристально поглядел на своего собеседника:

— Люди не раз приходили к подобному выводу касательно их собственного существования, знаешь ли. Черт побери, не так давно богатейший человек в Центральном Мэне вышиб себе мозги прямо здесь, в Эмпайр Фоллз.

Ч. Б. Уайтинга, вот кого он имел в виду. Чарлза Бьюмонта. Чарли.

— Двадцать три года назад в марте, — проговорил Макс и мигом обнаружил, что Хорас и Беа уставились на него.

— Ты-то откуда знаешь? — спросила Беа.

Макс пожал плечами, давая понять, что люди имеют право знать то, что им хочется знать, у нас свободная страна. Впрочем, с точки зрения Макса, — а за последние лет двадцать он много размышлял на эту тему — самоубийство Ч. Б. Уайтинга далеко не самое странное в этой истории. Самое странное заключалось в том, что Уайтинг не пожалел ни времени, ни сил, чтобы проделать долгий путь домой, в Эмпайр Фоллз, хотя мог бы застрелиться прямо в Мексике, где он в ту пору жил. Опять же, допускал Макс, допивая остатки пива, человек, решивший выстрелить себе в голову, скорее всего, изначально был не способен ясно мыслить.