Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Он говорит, что не хочет вкладывать деньги, пока не определится с дальнейшими планами.

— И когда он определится?

— Не знаю, Майлз, правда не знаю, — ответила Жанин, и от ее злости не осталось и следа. — Ты замечал, как он почесывает подбородок, когда играет в карты? Когда пытается сообразить, что у Хораса на руках? Время будто останавливается, и сам он как застывшее изображение на картине маслом.

— Жанин…

— Я хочу сказать, его не поймешь. То он твердит о расширении клуба, о новых крытых теннисных кортах, а спустя пять минут заявляет, что нам надо построить дом на озере. Он положил глаз на прибрежный участок в пол-акра, но когда я спрашиваю, где находится это место, он начинает скрытничать, словно я проболтаюсь кому-то и этот кто-то уведет участок у него из-под носа. Каждый раз, когда я пытаюсь добиться от него прямого ответа на любой вопрос, у него на лице появляется такое хитрое выражение. Ты знаешь какое, точно так же он выглядит, когда дело идет к тому, что Хорас вот-вот его обставит.

— Жанин.

Она все еще смотрела на свое отражение, словно встреться она глазами с Майлзом — и это привело бы к некоему ужасному признанию. Когда же она повернулась к нему, в глазах у нее стояли слезы, и Майлз подумал, что Жанин не все ему рассказывает. Что-то тревожит ее, но она не хочет об этом говорить.

— Что, Майлз?

— Ты колеблешься?

Промокнув уголки глаз бретелькой купальника, Жанин опять предстала задиристой, — двадцать лет Майлз не мог понять, чем ее так привлекает боевая стойка.

— Не волнуйся! — заверила она. — Я пойду до конца. Через месяц все, что от тебя потребуется, — алименты на ребенка.

— Я всегда отговаривал тебя от того, чтобы идти до конца в чем бы то ни было, — напомнил Майлз, вдруг ощутив прилив нежности к своей будущей бывшей, что случалось с ним порою, когда он ослаблял самоконтроль.

— Не о нас с Уолтом я беспокоюсь. Мы с тобой — вот в чем я никак не могу разобраться.

— Как мы умудрились все настолько испортить?

Жанин скорчила гримасу:

— Ну нет, Майлз, с этим как раз все ясно. Мы все испортили, потому что не любили друг друга. Но хотелось бы знать, что за этим стояло. Я говорила тебе, за что я тебя не любила. Что бы ты ни делал за последние двадцать лет, все меня дико бесило, и я этого не скрывала.

Майлз не сдержал улыбку. Верно, перечень его недостатков, составленный Жанин, был длинным, обстоятельным, но неустоявшимся — его регулярно подправляли.

— И вот сейчас мы практически в разводе, а я выхожу за другого, но ты до сих пор не объяснил, почему ты меня не любил. Разве это честно? Понимаешь, если ты решишь снова жениться — чего я тебе не советую, — ты, по крайней мере, будешь знать, что нужно делать иначе, так? Я же была с тобой откровенна.

— Чего ты хочешь, Жанин? Чтобы я перечислил свои супружеские разочарования? Ты закрутила с Уолтом Комо, черт возьми.

— Ага, давай попрекай меня этим. (Настал черед Майлза изучать свое отражение в стекле. Мужчина, пялившийся на него, выглядел раздраженным.) Это нечестно, и ты это знаешь. Нет, конечно, все правильно. Я закрутила с Уолтом, и ты получил козырь на руки. Но я сошлась с Уолтом, потому что ты не любил меня. Я знала, что тебе будет больно, — как же так, твоя жена, и вдруг влюбилась в Матёрого Лиса! — но не надо было притворяться, что ты любишь меня, потому что мы оба знали, это неправда.

— Ты не даешь мне и слова вставить. Если ты и дальше намерена говорить за нас обоих…

— Хочешь сказать, ты любил меня, Майлз? Хочешь, так говори. Я заткнусь и послушаю. — Он уставился на свои руки, и она сказала: — Я так и думала.

Она была права, разумеется. В подлинном смысле он не любил ее. Не любил так, как хотел любить, когда давал обеты перед Господом, родными и друзьями, и эта простая истина ранила его столь глубоко, что анализировать ее он не мог. Нет, он не любил ее и не понимал почему. Он также не понимал, что помешало бы ему ответить, знай он, в чем причина его нелюбви. Если это не любовь, то как тогда называется та нежность, что побуждает тебя оберегать другого человека? Как назвать то чувство, что грозило накрыть его с головой прямо сейчас, и его уже тянуло обнять ее и пообещать, что все будет хорошо? Если это не любовь, тогда что это?

И все же она была права. Ведь то чувство, что он испытывал к этой женщине, чья жизнь столь долго была соединена с его жизнью, ни в коем случае нельзя было перепутать с влечением, и обожанием, и ощущением, что без нее он пропадет. Настолько Майлз понимал, хотя бы потому что отчаянно пытался не замечать разницы.