Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Дэвид, прошу тебя , — взмолилась Шарлин.

— Отвяжись, Шарлин! — рявкнул Дэвид. — Ему давно надо было это услышать. — Он повернулся к Майлзу: — Да, хороший у нас вечерок выдался в «Гриле». Даже потрясающий. Беда в том, что ты настолько слеп, что не видишь, к чему это может привести, поэтому я объясню. Тебе выпал шанс порулить. Так рули, Майлз. Хватайся за чертов руль. Если разобьешься, — он поднял ущербную руку, — и что? Сделай это. Если не ради себя, то ради Тик. Она потихоньку впитывает твою пассивность и пораженчество. К тридцати годам она начнет каждый год копить на двухнедельный отпуск на Мартас-Винъярд, поскольку будет думать, что это было твое любимое место.

— Дэвид, — тихо сказала Шарлин, — посмотри на своего брата. Замолчи на секунду и посмотри на него.

Впрочем, к этому моменту все в зале смотрели на них. Даже пышноволосая пианистка прекратила играть. Дэвид, сам того не замечая, говорил все громче и громче, пока не привлек внимание всех присутствующих к их столику.

— Охренеть, — буркнул он, осознав это обстоятельство. Затем порылся в кармане и бросил деньги на стол. — Я еду домой. Мне жаль, что я испортил праздник.

— Зачем тебе уезжать, Дэвид. Останься. — Майлз с трудом узнавал собственный голос.

— Как раз есть зачем, — ответил Дэвид. — Кто же, кроме меня, позаботится о моей плантации марихуаны.

Майлз промолчал, а Шарлин лишь покачала головой, и тогда Дэвид наклонился к брату, оказавшись с ним лицом к лицу:

— Я пошутил , Майлз. У меня один куст в подвале под инфракрасной лампой. Не веришь, приезжай с проверкой в любое время. Никто не станет мудохаться из-за одного растения. Даже Джимми Минти.

— Знаешь, — сказала Шарлин, вернувшись за столик, — если бы вы с братом почаще разговаривали друг с другом, не было бы этих разборок. А то вы копите свое говно месяцами, а потом вас как прорвет, и мало никому не покажется.

— Не меня прорвало, — напомнил Майлз. — Его.

— Верно, — согласилась Шарлин. — Но сегодня он выдал больше слов, чем произносит за год, и уже сейчас хотел бы половину взять назад.

— Думаешь?

— Да, Майлз, думаю.

Может, так оно и было. Шарлин проводила Дэвида до его пикапа; ее не было минут пятнадцать, и Майлз бы решил, что она тоже уехала домой, если бы не подглядывал в просветы между ламелями на жалюзи: оба стояли на парковке, и Шарлин сердито выговаривала Дэвиду. В ее отсутствие Хорас Веймаут, до которого, надо полагать, донеслись речи Дэвида, прислал на их столик мартини с водкой, и Майлз осушил бокал в три глотка. После чего заказал еще два, отправив один Хорасу, и тот поднял свой бокал с мрачным видом, подтвердив этим жестом, что ситуация требует экстраординарных мер. Майлз приканчивал второй мартини, когда снова появилась Шарлин. Ни два бокала из-под мартини, ни перемена в его состоянии не укрылись от ее острого глаза.

— Твой брат любит тебя, — втолковывала она Майлзу. — Он не хотел тебя обидеть. Он лишь беспокоится о тебе, как и ты беспокоишься о нем. Вы бесите друг друга, в этом и проблема.

— Неудивительно. Иногда я сам от себя в бешенстве, — сказал Майлз и немедленно устыдился своей страдальческой интонации.

— Вот и Дэвид говорит, что лучше бы ты бесился по иным поводам.

— Из-за миссис Уайтинг, например.

— Хотя бы. Но он считает, что ты вообще слишком обходителен с людьми. И вечно прогибаешься.

— По-твоему, он прав?

— О черт, Майлз, не знаю. Но знаю, что ты самый рассудительный человек из всех, кого я встречала в своей жизни. Ты добрый, терпеливый, великодушный и незлопамятный, и ты, похоже, не понимаешь, что такие качества в мужчине могут дико раздражать, что бы там ни писали в женских журналах.

— Я их не очень-то читаю, Шарлин.

— Конечно, нет, солнце. — Она взяла его за руку. — Просто… понимаешь… это как Дэвид говорит о вашей семье.

Майлз никогда не слыхал, чтобы Дэвид высказывался насчет их семьи. Если он и пришел к каким-то выводам касательно семейства Роби, с братом своими соображениями он не делился.

— У Дэвида есть такая теория: если взять понемногу от каждого из вас — мамы, папы, него и тебя, — мог бы получиться один цельный человек. Твой отец заботится всегда и только о себе самом, мама постоянно заботилась о других и никогда о себе. Дэвид думает только о настоящем, а ты — только о прошлом и будущем.

— Первый раз такое слышу, — честно признался Майлз. — Когда он тебе это сказал?

Шарлин проигнорировала вопрос: