Дарио Фо - Элоиза

- Я надеюсь, что не слишком побеспокою Вас в эти четыре часа.

Так и сказал: «не слишком побеспокою Вас». Не совсем те слова, которых ожидаешь от самого знаменитого парижского профессора. И голос был не такой, как можно было себе представить – невнятный, в нос, тихий и занудный... нет, он был красивым, сильным и раскатистым. Надо же, какой приятный сюрприз!

Затем он усадил меня напротив. Ни одной книги на столе. И с собой я ничего не принесла.

- Что за тексты мы будем учить?

- Тексты нам не нужны... сейчас я буду учить Вас хранить все в голове.

- Все в голове?

- Да, но для начала несколько замечаний, - он взглянул на меня, как будто только сейчас увидел. – Элоиза...

- Да?

- Это Ваше имя, правда?

- И почему Ваши отец и мать решили Вас так называть?

- Я не знаю, мои родители умерли во время Великой чумы 1100 года, только я осталась жива... а я была слишком мала, еще в колыбели. Не самый удачный возраст для вопросов. Мой дядя-аббат, воспитавший меня, на подобные вопросы отвечал лишь ворчанием... Воспоминания о моих родителях его беспокоят, он их не слишком любил.

- А знаете ли Вы, - спросил он, - что Элоизой звали знаменитую астурийскую королеву, которая влюбилась в своего брата, не зная о его происхождении?

- В своего брата? Как же это случилось?

- Она считала, что этот юноша был мавром.

- Мавром? Как такое возможно?

- Ребенком он был взят в плен во время разграбления Леона и продан в рабство Абу-Терифу, визирю из Кордовы. Этот Абу-Териф содержал его в своем доме, дал ему хорошее мавританское образование. Более того, у мальчика были густые кудрявые черные волосы и золотистый цвет лица, как у его бабушки, что родилась в Малаге... Так что когда Элоиза встретила его и услышала, что он говорит по-арабски, увидела серьгу, свисающую из мочки его уха, она и подумать мне могла, что это христианское дитя.

- И как же она его полюбила? Чем все кончилось?

Абеляр, первый лектор, великий магистр богословия, улыбнувшись, встал, жестом пригласил меня следовать за ним и, направившись в монастырь, начал рассказывать чудесную историю о прекрасной королеве, носившей мое имя.

Каким же он был великолепным рассказчиком! Лучше всех певцов, которых мне довелось слушать на площадях и свадебных пирах: точные паузы... изменения тона и невероятные ускорения... понижение до шепота, а потом внезапный крик... Он сопровождал свой рассказ движениями всего тела: вот он на лошади... вот на корабле... влез на мачту с множеством парусов и меня заставил подняться на то же судно... и мы вместе плыли по морям, гонимые сильным ветром. В его рассказе я ехала на верблюде в большом трепещущем на ветру паланкине под желтым зонтиком в серебряной бахроме. И восседала на красном с золотом троне... спала в объятиях мужчины, рыцаря, до самых глаз укрытого стальной броней, ни на секунду не задумавшись, что подвергаю опасности свое целомудрие...

Два первых часа занятия пролетели незаметно. В конце истории я бросилась аплодировать. Боже, я, должно быть, сошла с ума, раз сделала это!

Но этот Абеляр не дал мне отдышаться. Он вытащил с полки Ветхий Завет, почти погребенный под десятком других священных текстов, хлопнул его на стол и протер тряпкой, чтобы избавиться от толстого слоя пыли.

Следующие два часа мы обсуждали происхождение человека и Библию. Я говорю «мы обсуждали», потому что особенностью его преподавания была невероятная способность к совместным действиям... Он путает тебя парадоксами, ты отбиваешься, пытаешься спорить, сердишься... а он показывает тебе, что вопреки всем законам есть другая правда – и еще третья; что любое правило может оказаться бессмысленным, а любое безумие – правильным.

Он раскрыл на кафедре старую Библию, написанную на греческом с небольшими вкраплениями арамейского. Вместе мы начали читать некоторые отрывки. Там были пассажи, которых я не понимала, абсурдные, невозможные.

Странно, что дядя никогда не читал их мне, что я никогда не слышала проповедников, говорящих об этом с амвона, призывая хранить моральные устои.

Особенно меня растрогала одна глава: та, в которой рассказывается о создании двуполых близнецов.

Ах, вы об этом ничего не знаете? Как мне это нравится! Ну, более или менее история такова: в начале мира мужчина и женщина были созданы вместе, как бы внутри одного стручка. Всегда, днем​​ и ночью, прижимались они друг к другу, лицом к лицу. И невозможно было разорвать их объятия, чтобы они тут же не взорвались воплями боли, рыданиями и душераздирающими стенаниями.