Дарья Сойфер - На грани серьёзного

В зале раздались разочарованные вздохи, но тут же зажглись нужные таблички, и под хлопки сотен ладоней Ксения Расулова поздравила Игоря Тропинина с победой в спарринге.

Кире осталось лишь сохранять лицо и произнести традиционную благодарственную речь продюсерам проекта, зрителям и, конечно, любимому наставнику. Теперь ничто не держало ее в Москве.

И она со спокойной душой взяла рюкзак, кота и зарплатную карточку и отправилась на поезде в Нижний Новгород к родителям.

Московский вокзал сразу обрушил на нее тонну воспоминаний. По большей части нежелательных. Унылая коричневая мозаика на стене, пусть и заставленная теперь яркими сувенирными ларьками. Серая площадь, заставленная машинами. И ледяной ветер, толкающий обратно на платформу.

Советский район, где она выросла. Все та же детская площадка с железной паутинкой, по которой сроду никто никогда не лазил. Некогда красная, а теперь серо-розовая. Железные столбы, на которых раньше натягивали веревки и набивали ковры. Нет, конечно, цивилизация пролезла и сюда. Новая горка взамен старой, которая раздирала детям штаны вместе с кожей. И круглосуточный продуктовый магазин в третьем доме. И домофон, конечно. Кира набрала номер квартиры.

– Да? – хрипло отозвался отец.

– Пап, это я.

Тишина.

– Кир, ты, что ли?

– Я. Открывай быстрее, Линукс мерзнет.

– А, ты с этим…

Ворчание, грохот и долгожданное пиликанье.

Тетя Зина из двадцатой, видимо, готовит свои фирменные голубцы. И хлоркой пахнет, не иначе нашли нового дворника. Плитка, конечно, давно вывалилась, как дедовы зубы. Мой, не мой, все равно противно смотреть под ноги. А ведь мама еще два года назад хвасталась, что им обещали капитальный ремонт! Кира предлагала продать эту квартиру и купить в новом доме. В чистом и светлом. Пусть придется вложиться в ремонт, она готова взять кредит и помочь… Но разве объяснишь? Мама прикипела к этой кирпичной пятиэтажке всем своим существом.

– Это же кирпич! – говорила Нора Альбертовна, тыкая пальцами в добротные старые стены. – Сейчас такого не строят! И дышится здесь лучше.

Папа уже выскочил на лестничную клетку.

– Что-то случилось? – Он испуганно заглянул дочери в лицо. – Ты даже не позвонила! Мать бы приготовила что-нибудь…

– Потому и не позвонила. Чтобы она не напрягалась, – Кира выпустила кота, который, брезгливо наступая на кончики лап, пошел в комнату, шарахаясь от каждого предмета мебели.

– Перестань, ей в радость, – отмахнулся Геннадий Петрович.

Кира чмокнула небритую щеку. Постарел. Опять курит какую-то дрянь и ест воблу. Врачи же просили быть аккуратнее с соленым! Почки слабые. А он – воблу.

– Мама-то где?

– На даче. Я ж говорю: надо было звонить.

– На даче? – Кира застыла, не веря своим ушам. – А что она там делает? Конец октября! Холод дикий, скоро стемнеет!

– Розы поехала укрывать. Завтра, говорит, заморозки. И морковь еще не всю перевезла.

– Пап, ты что, отпустил ее одну?

– Ну, я устал вчера с работы… Спина что-то… – отец поморщился, растирая поясницу. – Она велела мне дома лежать.

Кира стиснула зубы, чтобы не наговорить лишнего. Родной человек, все-таки.

– Ты даже ее не отвез?

– Так у рейсового автобуса новая остановка. Там метров двести идти, всего ничего. Она каждые выходные ездит. Да ты раздевайся, она вчера котлет накрутила. Погреешь.

– Дай ключи.

– Какие ключи? – искренне удивился Геннадий Петрович.

– От машины. Поеду, заберу маму.

– Ты только аккуратнее, у нее сцепление барахлит. Сразу не выжимай, а…

– У тебя жена корячится с розами! И морковь на своем горбу попрет! А ты – про сцепление?

– А чего ты меня учишь? – взвился Геннадий Петрович. – Если ей охота розы разводить, пусть разводит. А у меня выходные. Она все равно целыми днями дома отдыхает. Приехала она, учить меня будет!

Кира поспешила вниз, раздосадованно хлопнув дверью. Да, это ее отец. Научил ее играть в хоккей, чинить машины. Купил ей первый компьютер. Но как могла ее мама, умнейшая женщина, математик, бросить карьеру ради этого человека?! Ради этого жуткого эгоиста! И пусть Эрик последний козел, даже он открывал перед Кирой дверь, кормил в кафе и притащил телефон, стоило ей на день пропасть с радаров. А этот сидит в тепле и грызет воблу, пока мама гробит себя на этой чертовой даче…

Еще пяти не было, а над городом уже сгустились сизые, промозглые сумерки. Кира ехала по памяти: на этой трассе она как раз училась водить. Знакомый поворот, выбоины, которые надо филигранно обогнуть, чтобы не встрять здесь до первых морозов. И покосившиеся ворота садового товарищества «Баргузин». Громкое название для ровных восьмисоточных плантаций с одинаковыми щитовыми домиками и одним и тем же набором плодовых деревьев. Папе на заводе выдали.