Марсель Паньоль - Слава моего отца. Замок моей матери [сборник, litres]

– Нет! – пылко возразил отец. – Вы не посмеете! Вы не нанесете непоправимый урон человеку, который по доброте душевной, из дружеских побуждений…

– Это бессовестный служащий! – проревел сторож. – Я раз сто видел, как он крадет у меня смоквы…

– Вы, наверное, ошиблись, я уверен в его честности!

– Доказательством чему служит, конечно, то, что он дал вам ключ, принадлежащий ему по служебному положению.

– Есть кое-что, о чем вы не догадываетесь. Он поступил так, исходя из чувства долга, ради канала. Дело в том, что у меня есть кое-какие познания по части цементов и растворов, позволяющие мне участвовать в определенной мере в поддержании в надлежащем состоянии данного инженерного сооружения. Взгляните в мою записную книжку!

Сторож взял книжку из рук отца и стал перелистывать ее.

– Значит, вы утверждаете, что находитесь здесь в качестве эксперта?

– В определенной мере да, – подтвердил отец.

– А эти, – издевательски спросил сторож, ткнув в нас, – тоже эксперты? Ни разу в жизни не видел столь малолетних экспертов. Зато прекрасно вижу то, что зафиксировано в этой книжке: вы уже полгода каждую субботу незаконно пользуетесь возможностью проходить по этой территории! Лучше улики не придумаешь! – Он сунул записную книжку в карман. – А теперь открывайте все эти тюки!

– Нет, – отказался отец, – это мои личные вещи.

– Отказываетесь? Берегитесь! Я давал присягу по службе и имею право потребовать этого.

Подумав с секунду, отец снял рюкзак и развязал его.

– Если бы вы упорствовали, я бы пошел за жандармами.

Пришлось открывать чемоданы, узлы, свертки, вытряхивать все из сумок… все это представление продолжалось не меньше четверти часа. Наконец наши жалкие сокровища были разложены на покатом, покрытом травой склоне насыпи, словно призы в ярмарочном тире… Тут была и сверкающая венецианская солонка, и гипсовая танцовщица, задравшая ножку, и большой будильник, беспристрастно, как и подобает звездочету, отслеживающему движение небесных светил, показывающий время: 4 часа 10 минут, одно и то же для всех, включая тупицу-сторожа, недоверчиво уставившегося на него.

Проверка нашего снаряжения была долгой и тщательной. А изобилие провианта вызвало откровенную зависть пузатой образины.

– Похоже на ограбление продуктовой лавки! – подозрительно промолвил он, после чего принялся детально рассматривать белье и одеяла, не хуже какого-нибудь испанского таможенника. – А теперь ружье!

Ружье, судя по всему, он оставил на закуску. Вынимая его из потрепанного футляра, он поинтересовался:

– Оно заряжено?

– Нет, – ответил отец.

– Тем лучше для вас.

Передернув затвор, он приложил его к глазу, словно трубу телескопа.

– Чисто. Тем лучше для вас, – повторил он, возвращая ружье в первоначальное состояние с громким щелчком, напоминающим звук захлопывающейся ловушки для крыс. – С подобной пищалью легко промахнуться, охотясь на куропатку, но можно пристрелить сторожа. По крайней мере такого, который не был бы постоянно начеку…

Он обвел нас мрачным взглядом: я увидел в его глазах лишь бездонную и беспросветную тупость. Позже, в средней школе, впервые прочтя строчку Бодлера «глупость с бычьим лбом» [30] «Полночные терзания: «быколобая всемирная глупость». Бодлер. Цветы зла. Перевод Эллиса. , я сразу же припомнил его. У него не хватало только рогов. Однако надеюсь, к чести женщин, что когда-то они все же украшали его лоб.

– А патроны где? – неожиданно приветливо спросил он.

– У меня еще нет патронов, – ответил отец. – Я изготовлю их только накануне открытия охотничьего сезона, из-за детей… К чему хранить в доме готовые патроны?

– Разумеется, – согласился сторож, строго уставившись на меня. – Когда ребенок называет вымышленное имя и показывает явное расположение к взлому, ему не хватает только заряженного ружья!

Я, признаться, даже возгордился подобной оценкой. Я уже минут десять думал о том, как бы броситься к нему, выхватить у него из-за пояса револьвер и с упоением уложить его на месте. Если бы не огромный пес, который перехватил бы меня и сожрал, я бы, клянусь, попробовал.

Отдав ружье отцу, сторож снова бросил взгляд на наши пожитки:

– А я и не знал, что у школьных учителей такое хорошее жалованье! – В его голосе прозвучало подозрение.

Отец зарабатывал всего-навсего сто пятьдесят франков в месяц, но он воспользовался словами сторожа и вставил:

– Потому-то хотелось бы и дальше оставаться школьным учителем.