Ержан Рашев - Человек на балконе

— Понимаю, — еще громче произнес я, мне почему-то хотелось его поддержать.

— Я, когда возвращался, думал, сейчас поменяю тут все. Вот сейчас применю свои идеи, талантливость и способность мыслить. Хуй! Мне так и сказали: «Ты нам со своими знаниями тут воздух не порти. Будешь тихо сидеть и задания наши выполнять. Будешь рыпаться — посадим». Не нужны мы тут!

— Очень интересно, — сказал вдруг оживившийся г-н Лопатта. — И как же вы тут, работая на государство, с такими мыслями справляетесь?

— Бухаю, — мрачно ответил сотрудник квазигосударственной национальной компании при Министерстве экономики, спорта, здравоохранения и финансов.

— А будет возможность, уеду. Я вообще-то прекрасный математик и мечтаю на Google работать. Вот там и применю свои знания. Я ведь Йель окончил. ЙЕЛЬ!!!

Слушая исповедь нашего собеседника, я внимательно всматривался в разлегшуюся своими сиськами и ягодицами вокруг Астану, пытаясь понять, чего же в ней не хватает. А затем я понял: в ней не хватает гор. В Алматы уютно, как в старой и обветшалой квартире апашки с аташкой. И пусть в этой квартире старомодная мебель и ободранные стены, пусть в ней присутствуют облупленные жилые кварталы, набитые неприятными жильцами, пусть ее прокурили несметные орды бандитов и художников, однако в ней все знакомое и согревающее, без раздражающей помпезности и инноваций.

Я не шутил, когда говорил г-ну Лопатте о том, что предпочитаю старые дебри. Астана, город-перспектива, напоминала мне излишне прибранный, дисциплинированный, рациональный дом, в котором и жизни-то не слышно. Человеку же, на самом деле, нужны эмоции и страсти.

Есть ли в Астане странные люди богемы и культуры? Не знаю, я их не видел. По дороге в аэропорт я думал о том, что в этом городе чувствуется застой. И тут, как назло, наша машина застряла в пробке из-за перекрытого движения на главной улице города. Где-то впереди проносились с бешеной скоростью крупные черные автомобили с мерцающими мигалками и хлопающими флажками. В который раз мой путь переезжал все никак не хотевший покидать Астану белорусский батька.

Было около одиннадцати вечера, когда они постучались в нашу дверь. Мой вчерашний собутыльник открыл ее и объявил с акцентом: «Олар келдi!». Несмотря на поздний вечер, я выпил кружку гадейшего растворимого кофе, выкурил на балконе сигарету и только после этого вышел в прихожую. Прежде чем я успел взглянуть на кандидаток, мой собутыльник уже схватил одну из девушек. «Это моя!» — воскликнул он, положив свою тяжелую лапу на плечо тоненькой брюнетки, и уволок ее в спальню. Как говорил Чарльз Дарвин, «побеждает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто быстрее всех приспосабливается».

В коридоре нашей хаты стояли еще две девушки: чудовищная, стареющая блондинистая особь и долговязая пигалица с густыми бровями. Блондинистую особь звали Карина, она была из Степногорска и у нее были огромные груди 6-го размера. В ее анкете в разделе объявлений газеты «Караван» размер грудей был обозначен как 4-ый. Я в первый раз видел, чтобы девушка занижала свой размер грудей. Толстенькие ручки, розовенькие пальчики и невысокая, как у бегемота, шея. Лицо у Карины было широкое и плоское. Под дешевым слоем макияжа проглядывала нездоровая, потрескавшаяся кожа, а над верхней губой можно было разглядеть усики. Как потом выяснилось, она была «сутенершей», которая подрабатывала вместе с подчиненными.

— Карина, а кто вы по национальности? — почему-то спросил я, обращаясь к ней на «вы». Все-таки интеллигента в себе я убил еще не до конца.

— Украинка, — ответила она прокуренным голосищем.

Вторую девушку звали Жадыра, на вид ей было лет 35. Ее большие черные глаза и сияющая улыбка пылко смотрелись на фоне салонного загара. Губы были кокетливыми и пухлыми, как и положено губам обольстительного и развратного существа. Но у улыбки был недочет — несколько коренных зубов отсутствовало в верхней правой стороне рта. На лбу тремя жидкими волосиками обозначалась челка. Маленькая розовая майка Moschino выдавала раздутый рахитичный живот, помеченный целлюлитом и растяжками. На животе красовался огромных размеров фурункул с волосиками. Годы ночной жизни, нездоровой еды, пороков, сигарет и алкоголя отражались на этом фурункуле. Он был похож на дирижабль, приспущенный и пробитый с одной стороны, и раздутый с другой. Я инстинктивно начал отводить глаза. Но воображение мое создавало в мозгу разные кошмарные варианты. Жадыра с десятью мужиками одновременно и этот фурункул. Жадыра с милиционером и этот фурункул. Жадыра с сантехником из КСК и этот фурункул.