Булат Ханов - Дистимия [СИ]

Я заставил себя сесть прямо:

– Все хорошо.

– Не думаю.

– И тем не менее. Вы обещали дать мне ответное слово. Так ведь?

– Как специалист, я обеспокоен вашим перенапряжением.

– Лишнее, – сказал я. – Кстати, отличная идея. Если установить слежку за кем угодно, нароешь много интересного. Простор для творчества. Одному можно приписать аффективное расстройство, второму – гебефренную шизофрению, третьему – еще что-нибудь. У меня вот определили дистимию. Хотя, как специалист с ученой степенью, заверяю, что ваше заключение легко опровергнуть. Люди с дистимией не склонны к конфликтам. Они вялы, безразличны и уж точно не задирают гостиничный персонал и знаменитых поэтов. Дистимия – это гипертрофированное уныние. А уныние – это не про меня. Давайте я что-нибудь импульсивное совершу, чтобы доказать. Например, подерусь с вами. Или швырну статуэтку Ленина о стену.

Психолог аккуратно придвинул статуэтку ближе к себе.

– Максим Алексеевич, как я уже говорил… – начал Рыжов.

– Я шучу, – перебил я. – Однако дистимия и правда не лучший вариант. Лучше биполярное расстройство. Или вегетососудистая дистония. Как вы там, психологи, шутите: ВСД – значит влом ставить диагноз?

Ожидалось, что психолог улыбнется. Вместо этого Рыжов продолжал смотреть на меня с укоризной. Колышкин водил по мне диковатым взглядом. Из-за долгой речи я окончательно выбился из сил. Я сполз по стулу и принял полулежачее положение.

– Все-таки следовало отправить вас в палату раньше, – сказал Рыжов.

– Я раскусил ваш розыгрыш.

– Максим Алексеевич, вы напрасно считаете, что мы вас разыгрываем. Как я уже говорил, человеку свойственно искаженно воспринимать реальность. Вы снова попали в эту ловушку.

Я постарался выпрямиться. Спина вновь согнулась под невидимым грузом. Белые тапки со скользкими подошвами жали. Как я не замечал до этого, что явился в кабинет в больничной пижаме?

– Вы это всерьез? С диагнозом? – спросил я.

– Не волнуйтесь, – сказал Рыжов. – Никто вас не осуждает.

– Мы готовы помочь, – добавил Колышкин.

– Мне надо выйти, – выпалил я.

– Пойдемте вместе. Вам опасно передвигаться в одиночку.

Я попытался вскочить и зацепился за ножку стула. Стул рухнул вместе со мной. Не успели меня перевернуть на спину, как перед глазами стеной встали сиреневые круги.

17

Я чувствовал себя заключенным в одиночной камере.

Палата запиралась и была лишена окон. С миром меня связывал только белый пульт с красной кнопкой. Компанию мне составляли выкрашенные в голубой цвет стены, табурет, пустая тумбочка и телевизор, который все равно не работал. Даже муляж из апельсинов или сборник с кроссвордами или с анекдотами про тещу скрасили бы настроение.

Капельницу из палаты убрали.

Часы и календарь отсутствовали. Я и не догадывался, какая это мука: жить вне времени.

Ради потехи я мог вызвать санитаров, притворившись буйным или повредив проводку. Такие меры откладывались про запас, на случай, если мне будет грозить смерть от неопределенности или от скуки.

Я был убежден, что у меня нет ни дистимии, ни каких-либо еще психических и поведенческих расстройств. Оставалось доказать это тем, от кого зависело мое пребывание в реабилитационном центре.

Рыжов посетил меня на следующее утро после диалога в кабинете. В белом халате и колпаке. Я как раз позавтракал серым водянистым омлетом с запахом нестираной футболки.

– Оправились от падения? – поинтересовался психолог. – Ушибы не болят?

– Нет.

Меня не тянуло отвечать подробно и иронизировать.

– Кормят хорошо?

– Отвратно.

Рыжов отодвинул табурет от кровати и сел так, чтобы я не мог дотянуться до него из постели.

– Не замыкайтесь в себе, Максим Алексеевич, – сказал психолог. – Это лишь усугубит ваше состояние.

Я промолчал.

– Понимаю, что вас охватила тревога, – сказал Рыжов. – Это естественно. Любой бы на вашем месте терзался в догадках. Человека вытаскивают из гостиницы, крадут документы, ставят сомнительный диагноз. При этом похитители ведут себя ласково, по-доброму. Обещают помочь. Безусловно, это настораживает.

– Не то слово.

– Вы должны осознать, Максим Алексеевич, что мы не строим на ваш счет никаких планов. Не собираемся продавать вас на органы или устранять по заданию конкурентов из других тренинговых центров.

Я сел на постели и прислонился спиной к стене:

– О последнем я и не помышлял, честно говоря.

– И правильно делали. Лучше не прислоняйтесь к бетону. Легкие застудите.