Булат Ханов - Дистимия [СИ]

– Откуда вы его откопали? – спросил я.

– Вы что, Максим Алексеевич, замерзнете! Куда вы без верхней одежды выбежали? Не Сочи ведь.

– Вы в курсе, что у меня украли паспорт?

– Сейчас разберемся. Вам согреться нужно.

Мы поднялись в номер, где нас ждала знакомая сотрудница и администратор. У Рыжова в руках оказалась чашка чая, психолог протянул ее мне:

– Выпейте, иначе простудитесь мгновенно.

– У меня паспорт…

– Нашли ваш паспорт. И билеты тоже. Выпейте.

Я попробовал глоточек. Самый простой черный чай. Без трав, без сахара, без фруктовых добавок.

– До дна, чтобы не заболеть.

Я послушался и присел на кресло, чтобы яснее соображать. Все-таки меня помотало за эти дни, а без сна и машина не заводится, и кони дохнут…

Мысли путались.

Я стряхнул тяжесть с головы. Тяжесть не стряхивалась.

– Вы в порядке, Максим Алексеевич?

Рука потянулась за глазными каплями и упала на полпути. На лицо мне сполз плед, и свет едва пробивался через сиреневую накидку. Кто-то выключил свет.

– Максим Алексеевич? Максим Але…

15

Потолок едва держался на хлипких стенах. Когда Рыжов покидал меня, потолок приближался. Его создали с единственной целью – вжать меня в кровать, сровнять с простыней. С наступлением темноты на потолке зажигалась надпись: «Всё действительное разумно». Днем слова сливались с известкой, притворялись несуществующими.

– Пейте. – Рыжов протянул мне бутылку с пивом. – Вам согреться нужно. Сейчас разберемся.

Из-за его спины выплыла аптекарша. Ее губы горели, нарисованные помадой очки усиливали зрение во сто крат.

– Если вы сетчатку повредите, кто предъявит паспорт? – прокаркала аптекарша. – Мне вас с полицией искать, что ли?

Рыжов прикрикнул на нее и ласково накрыл меня запасным одеялом. На лицо навалилась подушка из чугуна. Чугун отливали в Нертенггове, на металлургическом комбинате, в специальной печи для меня. Металл хранил аромат парфюма.

Лишенный зубов Август Анатольевич в черных перчатках склонился надо мной и коснулся лба.

– Напрочь игнорирует медитацию, – посетовал шеф. – Роняет рейтинги. Пора на ремонт.

– Да он только запугивает. – Наташа закурила. – Я выращиваю табак в Казахстане, а он такси вызвать не может.

– Дела-а-а… – протянул Август Анатольевич.

Наташа сощурила глаза, вгляделась в слова на потолке. Последовал прыжок к моей кровати, и тлеющий окурок очутился у меня под рубашкой. Чиркнула зажигалка, постель загорелась.

– Ты его подпалишь! – произнес Андрей.

– Все равно люди для него ничего не значат, – сказала Наташа и затушила второй окурок о мой лоб.

Я прижал пылающие ладони к глазам. Что угодно, только не глаза. Под моими ногтями запеклась кровь. Кровь въелась в кожу, я напрасно отмывал ее бурбоном и сдирал коросту. Обнаженная медсестра пряталась за изголовьем, хихикая в кулачок.

– Что вы опять разлили, Максим Алексеевич? – пожурил меня Рыжов, точно ребенка. – Опять придется в «Инстаграм» выкладывать. Выпейте чаю, согреетесь. Вот так.

– Вы от нас не убежите! – воскликнула репортерша.

На потолке ползли поезда по маршруту, напоминающему букву «п». Вагоны каскадом сыпались на меня. Пузырьки с лекарством выпрыгивали из вагонов и разбивались об одеяло, ни один не удалось поймать. Руки привязали к кровати, поэтому пальцы бегали по отдельности и мало соображали без кисти. Кисть скрепляет пальцы, как я раньше не догадался.

– Пейте же! – приказал Рыжов. – Пейте!

– Главное – это паспорт, – сказал Август Анатольевич.

На потолке зажегся телевизор. Мэр Каменский в прямом эфире переломил напополам карандаш и произнес на камеру: «Главное – это люди. Величайшее счастье не считать себя особенным, а быть как все люди. Тренинги бессмысленны. Они лишь соблазняют вас».

Изображение погасло, Каменский удалился в тень изобретать законы. В углу по всем правилам припарковался таксист Сергей и включил музыку. Что-то бодрое, отважное, под такое идут на амбразуру.

– Пусть поднимут руки те, кто идет на амбразуру! – выпалил Рыжов. – Пусть почешут роговицу те, у кого нет билетов!

Сергей подъехал ко мне, посигналил, опустил окно и сказал:

– Максим Алексеевич, родной! Для вас что-нибудь значат люди? Если не значат, меня же уволят. Как я расскажу вам о городе, если меня выгонят?

– Молчите, ради всего святого, – дуновением отогнал шофера Август Алексеевич. – В больнице четырнадцать этажей, куда он денется? Ее же не комсомольцы строили.