Яков Липкович - Три повести о любви

Вот сюда Маришка свернула, привлеченная какими-то камешками…

Вот здесь она собирала их и пела…

Вот отсюда она спросила Горячева, что за самоцвет у нее в руке…

Вот с этого выступа Аркадий помог ей взобраться на обрыв…

Скамейка уже была покрыта опавшими листьями. Как мало потребовалось времени, чтобы она приняла заброшенный запустелый вид.

Аркадий повернул к вчерашнему леску. Он твердо знал, где искать Маришку. Им двигала та необъяснимая и слепая уверенность, которая дается только или очень счастливым, или очень несчастным в любви людям.

Он не сделал и полсотни шагов, как увидел жену. Она по-прежнему не смотрела в его сторону, хотя наверняка слышала шаги: громко трещал под ногами валежник, похрустывали листья бадана. Возможно, она не уходила потому, что уже не видела в этом смысла. Аркадий подошел к ней.

— На, поешь, — сказал он, протягивая миску с омулями.

Она обернулась и с иронией произнесла:

— Какая забота!

— Это они прислали, — растерянно сообщил он.

— Даже смелости не хватает, чтобы присвоить себе чужую инициативу, — зло сказала она.

— Да, не хватает… Все равно поешь!

Она отвела руки за спину.

— Можешь отнести обратно!

— На еду не обижаются, — повторил он слова матери, запомнившиеся ему с детства.

— Вот как? А на остальное?

— Мариш! — он рванулся к ней. — Ну прости меня! Я не знал, что творил!

— Уходи, — сказала она.

— Я прошу тебя, скажи, что произошло?

— Что? Многое.

— Значит, то, что они говорят, — правда?

— А что они говорят? — вдруг встрепенулась она.

— Не догадываешься?

— А мне плевать, что они говорят! — И скомандовала: — А теперь можешь уходить.

— Скажи! — Аркадий схватил ее за тонкие и худые плечи. — У тебя было что-нибудь с ним? Говори, было?

— Было! Было! Было!

Он отпустил ее.

— Не верю.

— Не веришь? — она неожиданно захохотала. — Не веришь? Ах ты, Фома неверный! Было, было, — почти ласково добавила она.

Пошатываясь, Аркадий побрел к оврагу.

С каждым шагом им все больше и больше овладевала апатия. Незаметно он очутился на берегу. Присел на камень, который мог вызвать, но не вызвал никаких воспоминаний. Миску поставил рядом на землю.

Сидел и бездумно прислушивался к плеску волн. Все кругом — и небо, и горы, и озеро — принадлежало вчерашнему дню. Ничего не переменилось. Даже облака сохранили свои очертания.

Время остановилось, потеряло смысл…

Сколько прошло времени? Час? Два? Или всего несколько минут? Солнце скользнуло за деревья, прижатые к воде полуразрушенными скалами. Ближе всех к Аркадию была старая-старая лиственница. Своими мохнатыми старушечьими лапами она накинула на него ветхую дырявую тень…

Скорее бы пришел катер…

А поблизости, как кот вокруг горячей каши, бродил Миша. Возможно, ему поручили приглядывать за поверженным мужем. Мало ли что тому придет в голову. Вдруг возьмет да утопится. Здесь уже в десяти метрах начинается такая глубина, что ни один из спасателей не найдет его бренного тела…

И все-таки Миша не выдержал, подошел.

Постояв молча некоторое время, нерешительно спросил:

— Подогреть?

— Что? — не понял Аркадий.

— Подогреть жареху?

— Зачем?

— Жир весь застыл.

— Пусть.

— А то могу новую принести?

— Не надо, спасибо…

Сейчас Миша — сама услужливость, сама предупредительность. Он явно старается хоть чем-то загладить свою вину. Похоже, что ему сделали внушение за длинный язык. Ну а с другой стороны, в чем его прегрешение? Кто знал, что за дверью обманутый муж?

Но вот Миша исчез, и его место заняла инспекторша. Она приблизилась к Аркадию и сказала:

— Я бы на вашем месте это так не оставила.

— О чем вы?

— Об аморальном поведении Горячева. У самого жена, двое детей, а он черт те что вытворяет!

Быстро же она сориентировалась в этой катавасии.

— Что бы вы сделали?

— Написала бы заявление.

— Кому?

— Директору рыбокомбината, разумеется! Одну копию отослала бы в райком, а другую — на всякий случай — оставила бы себе…

— Простите, но я писать не буду.

— Это почему?

— Жалко бумаги. Уж лучше ее использовать для другой цели. И то чище будет!

Она молча уставилась на него. Когда же наконец смысл сказанного дошел до нее, ее лицо залилось краской.

— А вот вы какой, оказывается!

Что ж, с этой минуты — он уверен — она будет считать, что так ему и надо.

— Теперь понимаете, каково ей было со мной?

— Да, не позавидуешь…

А потом появился Николай Иванович. Он присел на один из валунов — не близко, но и не далеко от Аркадия. Видимо, хотел создать впечатление, будто единственная цель у него посидеть на бережку.