Но прежде чем зажечь лампу, я завесил плащ-палаткой все три окна. Мне нисколько не улыбалось заработать несколько суток домашнего ареста за нарушение приказа о строжайшем соблюдении светомаскировки. То, чего невозможно было спросить с гражданских, с нас спрашивали строго.
Наконец по толстому, сильно обгоревшему фитилю медленно пополз огонек, разгоняя по закуткам темноту. Я пошел с зажженной гильзой к валявшимся на полу пузырькам и вдруг на самом краешке стола увидел два больших антоновских яблока. Так вот зачем прокралась ко мне в комнату Ганна. Решила побаловать меня яблоками. Ничего не скажешь — трогательно и приятно. Потеснив жирные запахи валерьянки и бензина, до меня добрался нежный, вкрадчиво-душистый, полюбившийся еще с детства аромат перезимовавших антоновок. Я взял яблоки и залюбовался ими. Они светились, отливали, дразнили доходящей, казалось, до самых семечек чистой янтарной плотью. Как кстати. Будет чем угостить Таню.
Я переложил яблоки на тумбочку — дескать, дар принят — и, задув огонь, вышел из хаты…
В хозяйском окне дрогнула занавеска, и я увидел круглое лицо Ганны. Девочка провожала меня заинтересованно-внимательным взглядом. Все-то ей надо знать обо мне. В жизни не встречал таких любопытных девчонок.
А может, и не в любопытстве дело? Мысль была настолько неожиданна, что я даже на минутку остановился. Ведь сколько забавных знаков внимания я видел уже с ее стороны. То пол вымоет, то пыль сотрет, то подушку взобьет — и все в мое отсутствие.
Из художественной литературы я знал, что девчонки-подростки нередко влюбляются во взрослых: в своих учителей, старших двоюродных и троюродных братьев, просто знакомых. Неужели и на меня пал этот обременительный жребий? Этого мне еще не хватало…
— Стий! Хто иде? — остановил меня на той стороне окрик часового.
— Это я, Зинченко, лейтенант Литвин!
— А… товарищ лейтенант! — узнал меня Зинченко, старый солдат, воевавший еще в первую мировую войну.
— Замполит приехал?
— Прыихав. З пивгодыны як прыихав…
Сердце мое бешено заколотилось. Точно с цепи сорвалось.
— Комбат тоже там? — опасливо осведомился я. Хотя командир батальона гвардии капитан Батьков относился ко мне хорошо, даже очень хорошо, мне совсем не хотелось посвящать его в свои дела. Он был не сдержан на язык и мог под горячую руку возвестить о моих внеслужебных отношениях с Таней всему батальону. Капитан же Бахарев был человек ровный, спокойный, и чужую тайну без особой нужды разглашать не станет.
— Пишов до штабу. З другий роты солдат пропав.
— Как пропал? — недоуменно спросил я, испытывая в то же время облегчение, что комбата не будет при разговоре с замполитом.
— Учора послалы за новыми патефонными пластинками до сусидив у Лучаны. Так и не повернувся. А иты тут всього годыну. Звоныли туды, кажуть: не прыходыв, не бачылы. Дезертируваты вин тэж не миг: старый солдат… Тихов, може, вы знаете?
— Нет, фамилию слышал. А в лицо не помню.
— Ось воно як: боив нэма, а люды пропадають…
— Может, еще отыщется…
— Може, ще знайдеться… десь… в канави… з переризанным горлом…
— Думаешь, бандеры?
— Кому ж ще?
— Откуда они только взялись?
— А бис их знае!..
— Ну, пойду погляжу, что замполит делает, — сказал я подчеркнуто-безмятежно, чтобы скрыть от Зинченко волнение, с новой силой охватившее меня.
— Мабудь, до политбесиды готовляться…
— Сейчас проверим…
Я постучал в дверь.
— Войдите!
Замполит сидел за столом, освещенным двумя большими гильзами, и что-то быстро писал на листках. Похоже, он действительно готовился к политбеседе.
— А… доктор! Садитесь. Я сейчас. Допишу только.
Я сел на лавку в сторонке, чтобы не мешать и не отвлекать. То, что он велел подождать, могло означать лишь одно: у него было что сказать мне. Я всматривался в его сосредоточенное белобрысое лицо, пытаясь хоть что-нибудь прочесть на нем. Но мысли Бахарева, видимо, были заняты докладом и ничем больше. Наконец он поставил точку — самую настоящую точку в конце фразы. Я ясно видел, как бежавшее перо вдруг остановилось и, повисев некоторое время в воздухе, в последний раз опустилось на бумагу.
Потом Бахарев посмотрел на меня и весело объявил:
— Ну, ваше задание я выполнил, доктор.
— Спасибо, — я почувствовал, как предательски запылали у меня щеки.
— Передал записку в собственные руки. Ваша знакомая обещала сегодня же ответить.
Я еще раз поблагодарил.
— Приятная девушка.
Читать дальше