Мария Воронова - У тебя есть я

Великая русская литература, инженеры человеческих душ… Наивное заблуждение.

Все гораздо проще. Подлые люди жалки в слабости и безжалостны в силе, потому что счастье для них равно удовольствию. Благородные же натуры понимают, что это не так.

Литература может успокоить мятущуюся душу, но возвысить низкое не в силах. Подлец изучит наследие классиков вдоль и поперек и будет рассуждать, но когда придет время действовать…»

Дальше несколько строк были вымараны, а ниже – набросок лошади. Папа всегда рисовал коней, когда был раздражен или в плохом настроении. Маргарита улыбнулась мрачной лошадиной морде. Похоже, отец готовился к очередной программной речи об исключительной важности русской литературы в воспитании молодежи и слегка разбавил пафос этим едким замечанием.

Как хорошо, что этот листочек затерялся среди Костиных бумаг и попал ей в руки именно сейчас, когда она осталась совсем одна и так нуждается в утешении.

Текст злой и ни к чему, а лошадь она поставит в рамочку, или нет, лучше просто приколет кнопкой к стене над письменным столом, будто папа жив и нарисовал картинку, чтобы дочь не грустила.

Задумавшись, Маргарита не заметила, как к ней подошла пожилая женщина, протянула чашку и мягко сказала:

– Возьмите, это Константина Ивановича.

Маргарита хотела отмахнуться, но вспомнила, как тщательно выбирала эту вещичку в фирменном магазине императорского фарфорового завода, как радовалась, что нашла экземпляр с литературной тематикой. Почему-то интеллигентные, возвышенные картинки изображались в основном на кофейных чашках, а чайные были гораздо проще: цветы или абстрактные узоры. И вдруг Маргарита наткнулась на настоящую мужскую чашку, как говорят в народе, бокал, прекрасной формы, с изображением раскрытой книги и летящих строк. Ох, как она радовалась своей покупке!

Она огляделась – во что бы завернуть, чтоб не разбить?

Все куда-то разошлись, с ней осталась только молчаливая девушка.

– А вы не отдадите мне эту чашку? – вдруг спросила она.

Маргарита растерялась.

– Пожалуйста! – с нажимом повторила девушка. – Мне бы так хотелось оставить что-то на память о Константине Ивановиче!

– Но… – Маргарита развела руками, – я даже не знаю…

– Господи, да неужели вам недостаточно памятных вещей? – выкрикнула девушка. – Я ведь тоже его любила!

– Простите?

– Да, я любила вашего мужа! И он любил меня!

Маргарита нахмурилась. Вся мизансцена слишком сильно отдавала дешевой мелодрамой, чтобы уязвить ее по-настоящему.

– И у вас с ним что-то было?

– Господи, ну, конечно же нет! Константин Иванович – благородный человек, он хранил вам верность!

– Рада это слышать, – сказала Маргарита, удивляясь своему спокойствию.

Почему она не чувствует боли от признания девушки? Не верит? Но это вполне могло быть правдой. После восемнадцати лет брака почему бы не побаловать себя влюбленностью в юную, одухотворенную деву? Жена женой, но рядом с ней сердце давно бьется ровно, а хочется еще ощутить молодой восторг, почувствовать себя сильным и живым.

– Мы с Константином Ивановичем любили друг друга слишком сильно, чтобы опуститься до служебного романа, – произнесла девушка высокомерно.

Маргарита кивнула и улыбнулась. Девушка так похожа на нее саму, и любит так же. Чисто и самоотверженно. Надо отдать ей чашку, пожалеть и пообещать, что она будет еще счастлива.

Так решила Маргарита, но руки вдруг сами проворно завернули чашку в листы университетской многотиражки и убрали в сумку.

Проверив, что взяла все, она направилась к выходу, но в дверях обернулась:

– Пейте чай из собственных чашек, дорогая.

Зиганшин, бледный от ярости, влетел в Следственный комитет, но кабинет Анжелики Станиславовны оказался заперт.

Она появилась секунда в секунду к началу рабочего дня, и, если и удивилась, увидев его подпирающим свою дверь, то никак этого не показала.

– Привет, – сказала она, – вам привет конечно же, я имею в виду!

Войдя к себе, Анжелика Станиславовна сбросила шубу прямо ему на руки в манере роскошной женщины, пришлось стоять и ждать, пока она откроет шкаф, достанет плечики и аккуратно расправит на них свое гигантское манто.

– Анжелика Станиславовна, – процедил Зиганшин, когда она наконец уселась за рабочий стол, – не смейте больше звонить моей жене.

– Почему?

– Потому что это недопустимо!

Судя по изумленной физиономии, Анжелика Станиславовна этого не понимала.