Мария Воронова - У тебя есть я

Ну а Костя был слишком требователен к себе.

Ах, не зря говорят, что таланту надо помогать, а бездарность сама пробьет себе дорогу. Если бы она была чуть настойчивее, совала нос в дела мужа чуть больше, чем он ей позволял, пилила бы его, вдохновляла, убеждала в том, что каждая буква, написанная им – гениальна, он поборол бы свой перфекционизм и защитился. И получил бы кафедру, не эту, так другую, в другом вузе, где фамилия Дымшиц не вызывает такого благоговейного трепета!

А теперь Костя умер, и никогда не станет доктором наук. От этой мысли защипало в глазах, пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы не разрыдаться.

Давид побежал читать следующую лекцию, и Маргарита осталась одна среди незнакомых людей, чувствуя себя какой-то мародеркой.

Посмотрела внимательнее – нет, ни одного знакомого лица. Никто из этих женщин не работал здесь при ней. Наверное, они были на похоронах и выражали соболезнования, но тогда она ничего не видела от слез.

Она села за стол, провела пальцем по клавиатуре компьютера. Давид сказал, что все документы уже скопировал себе, и для вдовы там нет ничего интересного, но пусть она на всякий случай проверит, прежде чем айтишники отформатируют диск.

Поеживаясь от неприятного ощущения, будто что-то ворует, Маргарита открыла папку с документами. Планы работы кафедры, индивидуальные планы, какие-то отчеты, списки научных работ и прочая бюрократия.

Она поискала на другом диске: ничего. На всякий случай прогнала поиск по тексту, вбив в строку поиска «Гоголь Пушкин Толстой». Мало ли где Костя запрятал папку с текущей работой.

Нет, ничего нового. Такое впечатление, что Костя дома писал свои научно-популярные книжки, а на кафедре просто отсиживал часы. Но невозможно, чтобы так было!

– Простите, – обратилась она к девушке за соседним столом, тем самым, за которым когда-то сидела сама.

Та холодно взглянула и ничего не ответила. Маргарита подумала, что чем-то девушка напоминает ее саму в молодые годы. Маленькая, невзрачная, одетая скромно, чтобы не обнаружить отсутствие вкуса, но робко пытающаяся заявить о своей женственности с помощью стильных очков и распущенных волос.

– Пожалуйста, помогите мне разобраться с файлами Константина Ивановича, – улыбнулась Маргарита.

Девушка молча подошла и села за Костин компьютер, довольно бесцеремонно вытеснив Маргариту. Пальцы запорхали по клавиатуре.

– Это все, – буркнула она, – если бы было что-то еще, я бы знала.

– Спасибо. А вы не могли бы помочь мне освободить стол Константина Ивановича?

Девушка кивнула.

– Спасибо, – повторила Маргарита, – у меня самой не хватило бы духу.

Девушка резким, мужским движением вытянула из стола верхний ящик. Там оказалось на удивление мало вещей: несколько методичек и авторефератов вперемешку с мелкой канцелярской дребеденью. Ручки, скрепки, пустые файлы.

В следующем ящике Костя хранил авторские экземпляры своих книг, а в последнем лежали туалетные принадлежности. Маргарита сама настояла, чтобы муж имел аварийный комплект. Вдруг внезапно вызовут вышестоящие инстанции, или сами нагрянут, и доцент Рогачев должен предстать перед ними аккуратным и свежим.

Она вздохнула. Что делать с этим теперь?

И неужели это – все? Ни одной личной вещи? Ни фотографии жены, ни сувенира из поездки?

Может быть, полицейские забрали, когда проводили обыск?

Она вынула стопку книг и под ними увидела небольшую кипу бумаг.

Приободрилась, но, оказалось, тоже ничего интересного – в основном черновики с расчетами часов для индивидуального плана работы преподавателя, расписания лекций и прочее такое.

Все старое, лет десять прошло, как Костя это писал, а то и больше. Сейчас не нужно считать на бумаге, компьютер все сделает сам.

Маргарита взяла бумаги, собрала их в аккуратную стопочку и перелистнула. Вдруг показалось, что она видит почерк отца. Проверила: так и есть, на обратной стороне одного черновика несколько фраз, которые явно писал папа, его твердый четкий почерк ни с чем нельзя перепутать.

Она улыбнулась. Папа всегда приходил на помощь, когда трудно, вот и сейчас сумел подать весточку…

Смахнув легкие, светлые слезы, она вчиталась:

«…рассуждают о благородстве. Не устают превозносить важность воспитания, однако же, по моим наблюдениям, низость человеческая не имеет никакого отношения ни к образованию, ни к манерам. Встречались мне и неграмотные крестьяне, чьи души были исполнены благородства, и академики, совершавшие такие дикие подлости, до которых, казалось бы, человек не способен опуститься в силу брезгливости. Видел я и потомков дворянских родов, которые так страстно кичились своим происхождением, так задирали нос, что не могли уже различать низкое и высокое.