Гейл Ханимен - Элеанор Олифант в полном порядке [litres]

В этот момент пришел Рэймонд и рухнул на стул.

— Как дела, старина? — спросил он. — Как Хейзел?

— Неплохо, Рэймонд, неплохо. Я принесу вам меню.

Когда он ушел, я подалась вперед и спросила:

— Ты уже знаешь о Хейзел?

Он кивнул.

— Полное дерьмо, правда? Ей еще и тридцати нет, а малышке Лоис меньше двух.

Он покачал головой. Мы замолчали — говорить что-то еще было бессмысленно. Когда мы сделали заказ, Рэймонд откашлялся.

— Я должен тебе кое-что сообщить, Элеанор. Прости, еще плохие новости.

Я откинулась на стуле и подняла глаза на потолок, готовясь их услышать.

— Говори.

В жизни есть очень мало вещей, которых я не могла бы себе вообразить или к которым оказалась бы не готова. Хуже того, что я уже пережила, ничего быть не может, — звучит как преувеличение, но в действительности это констатация факта. Я полагаю, в некоем странном смысле это для меня источник силы.

— Самми… — произнес Рэймонд.

Этого я не ожидала.

— В эти выходные он скончался, Элеанор. Обширный инфаркт. По крайней мере, все произошло быстро.

Я кивнула. С одной стороны, я удивилась, с другой — нет.

— Как это произошло? — спросила я.

Рэймонд принялся за еду и стал рассказывать подробности — то с набитым ртом, то прожевав. Даже не представляю, что могло бы оторвать этого человека от обеда. Наверное, только вирус Эбола.

— Самми был у Лауры, — сказал он, — просто сидел и смотрел телевизор. Все случилось внезапно.

— А она в тот момент была дома? — спросила я.

Боже, избавь ее от этого. Жить потом дальше, пытаться справиться с чувством вины, с болью, с ужасом произошедшего… я не пожелала бы такого ни одному человеческому существу. Будь у меня такая возможность, я с радостью переложила бы ее груз на свои плечи. По сравнению с моим собственным он был бы столь мизерным, что я его даже бы не заметила.

— Она была наверху, собиралась уходить, — ответил Рэймонд, — представь, какой это был шок, когда она спустилась вниз и обнаружила его на диване.

Значит, Лауре себя винить не в чем. Она не могла его спасти, даже если попыталась бы. Нет, здесь все было в порядке — насколько это возможно в данных обстоятельствах. Я стала анализировать факты.

— Значит, на момент наступления смерти он был один, — сказала я, — полиция не подозревает, что смерть была насильственной?

Рэймонд подавился бургером с халлуми, и мне пришлось протянуть ему стакан воды.

— Черт побери, Элеанор! — воскликнул он.

— Прошу прощения, но это первое, что пришло мне в голову.

— Иногда лучше не произносить вслух первое, что приходит в голову, ясно? — тихо сказал он, не глядя на меня.

Я почувствовала себя ужасно. Из-за Самми и его семьи, из-за того, что, сама того не желая, расстроила Рэймонда, из-за официанта и его девушки, из-за их несчастного ребенка.

Везде смерть и страдания обрушиваются на хороших, добрых людей, ничем не заслуживших такого, и никто не в состоянии помешать… На глаза навернулись слезы, и чем больше я пыталась их побороть, тем больше их набегало. В горле встал обжигающий, будто полыхающий огнем ком, нет, пожалуйста, только не огонь…

Рэймонд пересел на стул рядом со мной, обнял за плечи и заговорил тихим ласковым голосом:

— Элеанор, пожалуйста, не плачь. Прости меня… Я совсем не хотел на тебя срываться, правда… Элеанор, ну пожалуйста…

Как ни странно — никогда бы не подумала, — тебе действительно становится лучше, когда другой человек обвивает тебя рукой, прижимает к себе. Почему? Может, подобная потребность в физическом контакте присуща всем млекопитающим? Рэймонд казался теплым и надежным. Я вдыхала запах его дезодоранта и порошка, которым он стирал одежду, — над ними витал слабый налет табака. Запах Рэймонда. Я прижалась крепче.

Наконец мне удалось вернуть контроль над эмоциями, и постыдные слезы отступили. Я шмыгнула носом, Рэймонд вернулся на свое место, порылся в карманах куртки и протянул мне пачку бумажных платочков. Я улыбнулась, взяла один и высморкалась. Я сознавала, что издаю чрезвычайно неаристократичные трубные звуки, но что еще мне оставалось делать?

— Прости, — сказала я.

Он слегка улыбнулся в ответ.

— Я понимаю, — сказал он, — это тяжело.

Чтобы переварить все, что он сказал, мне потребовалось некоторое время.

— И как сейчас Лаура? И Кит? И Гэри?

— Они в полном раздрае, что ожидаемо.

— Я пойду на похороны, — решительно сказала я.

— Я тоже, — сказал он и отхлебнул колы, — Самми был славный старик, правда?