Артур Аристакисян - Вырезанный живот. Мгновенный человек

Я всю жизнь этого ждал и боялся, когда из мужчины женщина выходить начнет. Не внутренняя женщина, не Дама сердца, которую алхимики в Европе «нашей Дианой» называли, выходит из мужчины. В моем случае не женщина выходила из мужчины и поправляла его, а мужчина насильно помещался в женщину, и она начинала носить его фамилию. Как только слышал фамилию русской женщины, я видел, как женщина насильно удерживала мужчину в своем теле; каждая маленькая девочка намного сильнее своего отца, сильнее своего мужчины, ее мужчина уже в ней, в ее руках, она его уже скрутила, она — ведьма, как Пеппи Длинный чулок. Каждая маленькая девочка была такой. Раз она Семенова, Круглова, Васильева, Савельева, Мотовилова…

Мой кошмар: русские фамилии женского рода. Фамилий женского рода не бывает. Фамилии только мужские. Но эти фамилии принимали женский русалочий род. Ведьма жила в фамилии любой русской женщины. Почему фамилии женского рода? Фамилии же только мужские. По отцу.

Наташкина мать: она же раньше не Брусникиной была. Нет, не Брусникиной. Предположим, она была Медведевой. Но Медведева это нонсенс. Невозможно быть Медведевой. Есть только Медведев. Фамилия — Медведев. Медведева — это уже не фамилия. Медведева — это ведьма, неважно, это его жена, дочь или мать.

Наташка Брусникина выведала у меня мою тайну, прознала о моих страхах. После чего рассказала все другим девицам. Они недолго думали, что со мной делать. Наташка подходила ко мне, смотрела мне в глаза, поднимала руки, растопыривала пальцы и шептала: «Я — Наташа Брусникина. Брусникина, Брусникина, Брусникина…»То же самое делала другая девочка: «Я — Вера Гребешкова, — смотрит мне в глаза и просто повторяет свою фамилию: — Гребешкова, Гребешкова, Гребешкова…» И так — каждая. Я начинал метаться, прятаться, кричать. Ничего страшнее, чем эти фамилии, я в своей жизни не слышал. «Ты узнаешь меня? Я — Прохорова Люда. Я — Прохорова, Прохорова. Прохорова…»

К тому времени мы с Наташкой Брусникиной уже не сидели за одной партой, не играли в виселицу: кто кого повесит. Звенит звонок на перемену. Подходит ко мне Наташка и просит назвать ее имя.

«Ты знаешь, кто я? Скажи, чтобы я слышала…»

Я гордо назвал ее имя, потому что любил ее.

«Но я же чья-то дочь! Не в капусте же меня нашли!»

«Не в капусте…» — повторил я.

«Фамилия мужчины?!»

«Какого мужчины?»

«Какого мужчины я дочь? — пытала она. — Фамилия мужчины?! Я жду…» Несильно ударила меня по голове, и я назвал фамилию: Брусникин.

«Правильно. Я — чья дочь?»

«Брусникина…»

«Запомни. Я — Брусникина, Брусникина, Брусникина. Повторяй за мной, чтобы я слышала: Брусникина, Брусникина, Брусникина…»

Я закрывался, отбивался, пытался бежать. Но меня не пускали. Девчонки старались, чтобы я лучше вслушивался в их фамилии. Ни одна из них не говорила: я тебя изнасилую, я тебя заберу. Они просто повторяли фамилии своих отцов в женском роде: «Я — Гребешкова, Гребешкова, Гребешкова…» Просто повторяли свои фамилии, чтобы я жил в этом кошмаре. Достаточно было просто несколько раз произнести русскую фамилию, мужскую фамилию женского рода. Другие мужчины принципиально ничем от меня не отличаются. Они просто научились не слышать этого ужаса. Петрухина, Семенова, Голубева, Слепцова. Услышьте такое во сне, когда ваша охранная система спит — вы описаетесь от страха. Как я писался. Но не во сне.

На моих глазах мужские существа превращались в существа женского рода, шли страшные физиологические изменения, сиськи начинали расти. К своим 16-и годам я думал, что тело девочек отличается от тела мальчиков только сиськами и длиной волос.

написал Гораций. Памятник неизвестному русскому солдату в парке Победы мне поставлен. Это очевидно. Я и есть неизвестный солдат. Потому что я позировал скульптору этого памятника у него в мастерской долгие два месяца. За это он кормил меня раз в день и оставлял спать: отправлял в гараж, где у него машина стояла. Закрывал меня там на ключ. Завтрака не было, только чай наливал. «Неизвестный русский солдат должен быть голодный, — говорил он. — Кухня для него приятная неожиданность. Как говорится, чему быть — того не миновать. В отличие от других солдат белой расы, русский солдат очень дешевый, на него много денег не тратится».

Три раза изнасиловал меня, как будто я девка какая-то никчемная. Я не особо сопротивлялся. Не было сил. Позировать художнику — каторжный труд.