Карел Мисарж - Окраина

И Франтишек с невероятной наивностью ответил:

— Да!

Такое признание обезоруживает.

— Вот начнем устраиваться, ты о таких вещах забудешь!

В зале зазвучал голос, разносясь по коридорам, через перроны, заглушая пыхтенье паровозов, гул ресторана и свистящий звук, с каким проносятся автокары, нагруженные посылками и чемоданами; этот голос объявил, что поезд, отправляющийся к северному пограничью, подан на седьмой путь. Ожидающих охватывает радостное возбуждение. Скликая друг друга, весело загомонили цыгане, с новой энергией вскинули на плечо тяжелые сумки железнодорожники, оживленно ринулась на перрон какая-то семья в трауре — отец в черном, мать в черном, у детей креп на рукавах, едут то ли на похороны, то ли с похорон, — и через всю эту толпу пробиваются к поезду Франтишек с приятелем.

В купе, где они заняли места, тепло и сыро, окна грязные; люди, суетящиеся на перроне, кажутся Франтишку размытыми тенями без глаз, без носов, без ртов. Хорошо, что не прибежала — каким-то чудом, в последнюю минуту, — скажем, Псотка провожать его. Франтишек не узнал бы ее через окно, и она бы еще обиделась…

После бессонной ночи приятели заснули почти мгновенно, едва успев отметить в сознании, что поезд тронулся. А поезд, встряхивая их, пронесся по железнодорожному мосту, мимо уютных загородных ресторанчиков по берегу реки; в садике одного из них вмерзли в лужи стулья возле круглых столиков, из окна другого торчат удочки, лески опущены прямо в воду, помещение третьего вытесано в скале, и он похож на белого слона… В общем, как поется в песенке: «Поезд мчится, огоньки, дальняя дорога…»

Если б не кондуктор, вошедший в купе, где спят приятели, они вполне могли проспать, проехать нужную станцию и очнуться уже только у государственной границы. Хорошо, что все обошлось.

Нетерпеливо соскочив на перрон, приятели прошлись вперед-назад перед зданием очаровательной маленькой станции; найдя выход в город, так и кинулись туда. И вот уже идут по улицам! Послушать их — можно подумать, что они затеяли игру, когда тот, кто водит, должен отыскать спрятанный предмет, а остальные помогают ему выкриками «холодно» или «горячо», в зависимости от степени удаления от искомого предмета.

Из приоткрытых окон длинного серо-белого здания пахнет шоколадом. Это здание тянется прямо напротив выхода со станции; в сущности, неплохой привет приезжающим! Те, кто является знакомиться с местом первой своей работы, бывают суеверными, а шоколадная фабрика в самом начале пути — знак куда более благоприятный, чем, скажем, похоронное бюро. Но все-таки возле этой фабрики, выпускающей шоколадные изделия марки «Дели», — «холодно». Холодно. Не могут придать тепла даже смеющиеся девушки в белых чепчиках и белых халатах, выглядывающие из окон. «Холодно» и около старинной фабрички — скорее, кустарной давильни, — производящей пищевое растительное масло. Пенсионеры в воскресных костюмах, собравшиеся у ее проходной, будто шепчут друг другу на ухо: «Холодно, холодно…» За широкими окнами кафе с плохо закрашенной надписью над входом «Gasthaus» [41]сидят интеллигенты. Окна ужасающе забрызганы грязью — кафе притулилось на перекрестке, — но все интеллигенты в белоснежных воротничках, и очки их мечут искры.

Только с этого места начинает «теплеть». За перекрестком в самое небо вонзилась тонкая труба, из которой валит густой оранжевый дым.

Дорогу к химическому заводу окаймляют старые деревья. Это все яблони, их стволы наклонились к земле под очень острым углом. Деревья помнят времена, когда в Лабе, что омывает подножия причудливой формы холмов, жил водяной. А может, и не один. За аллеей потянулись жилые корпуса — спичечные коробки, поставленные на торцовую сторону. Будто ребенок, играя, построил город, да, того и гляди, снова разрушит. Над входными дверьми орнаменты — стилизованные тюльпаны. Рыжие на белом фоне. Смотрит Франтишек на тюльпаны, на окна и вздыхает. Приятель по-своему объясняет себе этот вздох:

— Хорошо бы нас кто-нибудь на обед пригласил!

Но Франтишек вздыхает не по обеду. Просто эти современные жилые здания с маленькими окнами и с тюльпанами над входом напомнили ему то, что он хотел бы забыть.

Химический завод стоит в поле, посреди бледно-зеленых всходов, что производит впечатление какой-то нелогичности. Приятели вошли в проходную, и тут их охватило гнетущее ощущение, как всякого, чья воскресная прогулка закончилась бы в тесном проходе, где тикают часы, отбивающие на карточках время ухода и прихода. Дежурный в проходной — молодой парень, по соображениям приятелей, их сверстник. Только когда он поднялся, опираясь рукой о столик, они заметили — из левого рукава дежурного торчат неподвижные черные пальцы протеза.