Карел Мисарж - Окраина

Станция Уезд плавает посреди серебристых луж от тающего снега, подобная океанскому пароходу. Еще в вагоне, у открытого окна Франтишек принял на себя обязанности лоцмана. Объяснил: вон там, на горизонте, где опустили свою разноцветную завесу дымы «Польдовки», — там Кладно, а там, где ломаная линия, образуемая верхушками хвойных деревьев, обозначила невысокий холм посреди равнины, — там и есть бывший монастырь францисканцев-миноритов.

Прежде чем девушка усвоила эти сведения (не имеющие для нее абсолютно никакой ценности), оба уже очутились по щиколотку в воде и грязи. Это неприятно, но на сердце у Франтишка легко. Он чуть даже не предложил перенести девушку на руках через самые большие лужи. Но — как бывает на свете — верх одержал страх оказаться в смешном положении, когда он будет задыхаться, а то и вовсе, неверно ступив, свалится со своей ношей в грязь. Поэтому оба этакими стрекозами порхают над водной гладью, под которой скрылась дорога.

Недалеко от станции выстроились в ряд новые коттеджи для работников госхоза. Стекла, отражая сияние солнца, мечут молнии, шесты, еще недавно обозначавшие, до какой высоты возводить стены, валяются в грязи у придорожной канавы. Их ленточки, когда-то цветные, бессильно распластались в прошлогодней траве. Франтишек, махнув рукой в сторону сахарно-белых стен с иголочки новеньких домиков, грустно пожимает плечами:

— Да, теперь нам их уже не догнать…

Девушка посмотрела на него вопросительно. Только он собрался объяснить ей свои слова, как дорогу им преградил целый караван подвод на резиновом ходу. Низкие платформы, влекомые лошадьми, выстланы соломой, над которой, подобно небоскребам, высятся шкафы, буфеты, швейные машинки и разные ящики. Дети и собаки, сопровождающие караван, норовят выбрать самые грязные, самые глубокие лужи. По сторонам подвод шагают, разбрызгивая грязь, мужчины и женщины в высоких резиновых сапогах. Одна женщина несет в объятиях кошку, другая — клетку с волнистым попугайчиком, третья — сумки, набитые посудой. За плечами у старух плетеные корзины, в которых бьются куры или кролики. Мужчины на ходу советуются с возчиками, где бы удобнее остановить подводы. Через всю эту толпу пробирается на дамском велосипеде, увешанном окровавленными кроличьими шкурками, бывший кулак Штедронь, громко споря с воображаемыми собеседниками:

— Придумали тоже! Лучше и быть не может! Разведут там блох, тараканов да клопов, крысы все сожрут — тогда что, снова строить им будете? Видали — виллы для скотниц!

Новоселы с готовностью расступаются перед его скрипучим велосипедом. Кое-кто посмеивается над «кожевником», но большинство от него отворачиваются. А домики, сверкающие зернышками свежей штукатурки, словно скалят зубы при виде всей этой источенной червями мебели, утопающей в бездонной слякоти.

— А кончится тем, что полы на дрова изрубят! — никак не угомонится Штедронь.

Теперь уже засмеялись все зеваки, взглядами и пальцами ощупывая убогие пожитки новоселов. Коротко засмеялась и девушка Франтишка. Зрелище и впрямь забавное. Новоселы так растеряны и смущены, что не знают, с чего начать. Слоняются вокруг подвод, отдавая какие-то бессмысленные распоряжения, кричат на детей, кричат на собак, кричат на лошадей, а вот перетряхнуть заплесневелые тюфяки да выгрузить сундуки, под которые, вместо отломанных ножек, подкладывают кирпичины, им в голову не приходит. Тут Франтишек, догадавшись наконец, спохватывается:

— Держись за мной, я знаю, как пройти. Восемь лет каждый день тут грязь месил…

Когда им удалось наконец обойти шеренгу подвод, сразу стало веселей шагать. Они минуют фронт белых усадеб бывших помещиков. Во всех ворота открыты настежь. Это непривычное обстоятельство побуждает Франтишка сказать с некоторой гордостью:

— Ты не можешь себе представить, как люди тут жили. Я, например, впервые в жизни заглядываю в эти дворы!

Девушка с любопытством подошла к одним воротам, даже ступила во двор — и недоуменно оглянулась на Франтишка:

— И ничего ты не потерял! Навоз, солома, куры…

Франтишек вздохнул: ну как ей объяснишь? Лучше уж двигаться дальше…

— Отсюда только два шага…

Если не считать непредусмотренного каравана подвод, все расчеты Франтишка оправдываются. Дверь в их квартиру не заперта, хотя дома никого нет. Девушка просто так, чтоб не молчать, — спросила:

— Вы что, не запираете?

Франтишек уже и не вздыхает. Вздыхать по всякому поводу — вздохов не хватит. Что ни скажет девушка, все как-то неуместно, словно она совсем из другого мира. Но нельзя же всякий раз уводить разговор в сторону или делать вид, будто не расслышал. Еще дураком покажешься. Поэтому он подводит девушку к крошечному окошку, за которым простерся Жидов двор во всей своей красе. Познакомив гостью с его примечательной топографией, он добавляет: