Карел Мисарж - Окраина

На почту «стражники» не достучались, так что «капелла» вхолостую проиграла песню, где говорится, что «красную юбочку я больше всех люблю».

Зато их с энтузиазмом встретил экспроприированный подрядчик строительных работ, полагая, что если показать народу приветливое лицо, то народ оставит его директором строительной фирмы, ставшей теперь государственной, а в его громадную виллу с красивой надписью на фронтоне «Йиржинка» и со стенами, испещренными аршинными буквами «Пиломатериалы», «Строительные материалы», «Строительные подряды», не вселит всякий сброд из Казармы.

Подрядчик этот всю жизнь до того был занят строительными делами по всей округе, что из всех жителей Уезда, куда он переехал, женившись на местной, знает только добровольцев, возводивших сокольский клуб; он сам и спроектировал эту пристройку, и поставлял материал для нее со своих складов. Вследствие сказанного он единственный пал жертвой оптического обмана, вызванного костюмами, взятыми напрокат, и принял людей, явившихся усладить его музыкой и танцами, за истинных представителей рабочего класса.

И он плясал до изнеможения — вилла в двенадцать комнат того стоила, — а липкую, выдохшуюся жидкость глотал с видом высочайшего наслаждения. А вот заплатить-то забыл — вернее, не знал, что за это сомнительное снадобье полагается платить. Не помогли никакие жесты переряженной уборщицы вагонов, ни нарочно положенная на виду купюра на подносе. Подрядчик просто не догадался, и ряженые ушли от него несолоно хлебавши.

Заведующий школой Заградничек, с самого начала дожинок решивший никому не открывать и не ронять своего достоинства плясками на пыльной дороге, что вьется вдоль сточной канавы, эту внутреннюю борьбу проиграл. Он прекрасно знал цену и «стражникам», и шатающейся фигуре с красным зонтиком. Одного он не знал: как относится к маскараду Национальный комитет, местная организация компартии или кто там еще руководит деревней при новом режиме. В конце-то концов, маскарад разрешен, а фигура с зонтиком, с какой стороны ни возьми, рабочий класс. Неважно ведь, сколько времени в году он работает; но когда голод гонит его мести двор или пилить дрова, тогда — да, тогда он занимается физическим трудом.

И Заградничек пляшет среди заносов пыли, а наглотавшись ее, споласкивает горло упомянутой тепловатой жидкостью. И платит — не мало и не много. Старый деревенский учитель, он знает, что полагается.

Затем славящие дожинки добираются и до длинного ряда больших усадеб. Первые две пусты, в остальных только мелькнет за занавеской женское лицо, доказывая, что в доме кто-то есть, однако дверь нигде не открывают. Злорадная судьба обещала, казалось бы, удачу во дворе мелкого крестьянина Моравека. Черные фанерные лошадки на воротах словно весело кивали друг другу. Входите, входите! Калитка открыта. Веселье разом вспыхивает с новой силой. А то уж казалось, что воодушевление, вызванное добрым почином у бывшего национально-социалистического руководства, а ныне всего лишь начальника станции, постепенно иссякает. Музыканты заиграли, пьяница с зонтом пошел выписывать кренделя, «стражники», бряцая саблями, заскакали по двору, а переряженные женщины вошли в темные сени. И в ту же секунду с диким визгом вылетели обратно, роняя с подноса стопки прямо в навоз.

— Там, там… висит! — кричали они, перебивая друг друга.

Франтишек Моравек не перенес утраты мохноногих лошадок, которых лично отвел в общественную конюшню несколько дней назад, и повесился в сенях своего дома.

А красный зонт все еще подскакивает около свиного закута, где хрюкают свиньи, среди важных гусей, глупых кур, старательных уток. И «стражники» еще гоняют по двору. Ужасная новость не сразу доходит до отуманенных алкоголем мозгов. А когда она дошла — все выкрадываются со двора, молчаливые, пришибленные, словно виноватые.

Похоронное шествие в шутовских нарядах бесшумно рассеивается по многочисленным закоулкам старой деревни. Жутковатым гротеском завершается вековая традиция…

После дожинок у отца Франтишка начинается отпуск. Это тоже нечто непривычное. Если мерить меркой более поздних времен, довольно глупым покажется, что жители Уезда или вообще не брали отпусков, а если и брали, то для того, чтоб работать в других местах: помогали женам в полевых работах, на уборке или прополке свеклы, при посадке или копке картофеля, в хлевах… Год являл собой непрерывную череду рабочих дней без намека на исключение.