Карел Мисарж - Окраина

В одно прекрасное утро несколько малоземельных крестьян решили объединиться в кооператив. Эту новость, какой бы ошеломительной она ни была, еще можно было как-то переварить. Но совершенной уже бессмыслицей показалось людям то, что в этот Единый сельскохозяйственный кооператив, мгновенно разбогатевший за счет национализированных пятидесятигектарных владений, вступали десятки семей, обитающих в таких жилищах, в которые, не считая вахмистра Формана, патера Бартоломея да доктора Фрёлиха, не ступала нога приличного человека.

Несмотря на «добрососедские чувства» — когда-то просто фиктивные, а с недавнего прошлого имитируемые довольно удачно, — не было в Уезде помещика, лавочника, чиновника, который бы хоть один-единственный раз зашел в чье-нибудь обиталище в Леске, в Жидовом дворе, в Казарме или в Новых домах. И вдруг в один день, после долгих десятков, а может, и сотен лет, всё, что ютилось в этих норах, хлынуло наружу, со всеми своими болячками, телесными и душевными изъянами, и, как о чем-то естественном, заявило о своем желании тоже охотиться на зайцев и решать, на каком поле в будущем году сажать картофель. В деревне из-за всего этого — полный бедлам.

Самые неуемные фантазеры уже осматривают национализированные дома богачей, выбирая для себя и своей семьи самые светлые, сухие и просторные комнаты; самые большие дураки ссорятся из-за того, кому в чьей усадьбе хозяйствовать; владельцы усадеб раздумывают, не лучше ли поджечь свое добро и сесть в тюрьму, а те несколько мелких собственников, которые всю эту кашу заварили, в ужасе озираются, спрашивая себя, кто же думает вообще работать в этом самом кооперативе.

Конечно, все это смятение и переполох — только на первых порах. Наступает день, когда хаос сменяется тихим ужасом, восхищением и уважением к силе, какой располагает новый режим.

Двум крупнейшим помещикам вручено постановление об их выселении из Уезда. Нравится это членам партийного комитета деревни или нет, напуганы ли депутаты Национального комитета тем, что они сами натворили, — выселение двух помещиков смахивает на похороны.

Оба помещика, как нарочно, выбрали для своего отбытия воскресный день. Но это они не нарочно. Тем, кто уезжает навсегда, нужны лошади, подводы, помощники.

Накануне вечером оба выселяемых обошли несколько домов. Сначала знакомых, потом бывших своих работников. Чтоб уложиться в один день, без помощи не обойтись. Однако у людей еще очень слаба вера в долговременность нового строя, и никто не хочет, чтоб его когда-нибудь корили за то, что он помогал «ликвидировать» деревенских богатеев. В этой деревне на стыке окраин Праги и Кладно, где человеческие чувства почти полностью съедены нищетой, никто, однако, не захотел пинать ногами упавших. Другими словами, перед нами еще один парадокс, на которые столь щедра жизнь в кризисных ситуациях.

Тогда оба помещика отправились в трактир пана Гинека, чтоб упросить кого-нибудь из спившихся, слабоумных человеческих обломков, давно утративших всякое понятие о времени и реальности: «Послушайте, господа, мы ведь ни на кого не обидимся! Говорим вам прямо: вы ни в чем не виноваты, но как же нам вывезти все до темноты? Просите за помощь, сколько хотите!» Последнее доходит до слуха человеческих обломков. Формально они вознаграждение отвергают — еще сохранились остатки чести, не утонувшие в алкоголе, — и обещают рано утром в воскресенье явиться в обе усадьбы помочь. Такое невероятное, небывалое событие, ломающее все привычные схемы, объединяет людей, хотят они того или нет.

С самого раннего утра в воскресенье весь Уезд уже на ногах. Кому не надо в шахты или к домнам, кто не служит в Праге швейцаром, солдатом, сторожихой уличных уборных, судомойкой в ресторане — все собрались у ворот обеих усадеб.

— И не совестно вам смотреть на чужую беду! — удивленно бросает мать, когда туда же отправляются и отец с Франтишком.

Однако чуть позже она не выдерживает и тоже бежит смотреть.

Все — как на похоронах: и то, что люди в черных воскресных костюмах, и то, что состав присутствующих самый пестрый. Тут и неразумные сопливые ребятишки, и оробевшие бедняги, моментально забывшие о светлых комнатах, в которых еще несколько дней назад собирались начать новую, беззаботную жизнь, а теперь не желающие иметь с этим ничего общего, и те, кто, не имея ни малейшего понятия о том, как будет строиться руководство кооперативом, уже вообразил себя управляющим, приказчиком, надсмотрщиком; толпятся здесь лодыри, воры, паразиты, мечтающие только о том, как бы пожрать дичинки, зайчатины в сметане или фаршированного фазана, куропаток и охотничий гуляш в лучшем ресторане пана Крампера; равнодушные скотницы, сезонные рабочие, которые сегодня здесь, а завтра там. Если отсутствуют духовные особы — из монастыря ли, впрочем недавно закрытого и опустевшего, или из соседних Птиц, — то этот пробел восполняется присутствием трех представителей Корпуса национальной безопасности: одного из районного отделения, двух местных.