Карел Мисарж - Окраина

Загадочно усмехнувшись, заведующая стала его успокаивать:

— Потому что вы сильный. Я говорю не о простой физической силе. Что в ней толку? Годится разве для цирка. Сильный человек — это тот, кто в состоянии выдержать больше.

Франтишек не упустил случая напомнить ей вчерашний разговор:

— Не удивляюсь, что вами недовольны в школьном отделе. Ваши слова отдают проповедью христианских добродетелей.

Но заведующая — в точности как вчера — звонко рассмеялась:

— Что вы! Они справедливы и для христиан, и для коммунистов! — Она глянула на часы. — Но теперь вам уже и правда можно постучаться к Квете.

Франтишек попрощался, поблагодарил за ночлег; заведующая проводила его до двери и тут, взяв за локоть, вполголоса сказала ему на ухо:

— И не сердитесь на меня! Все старые девы слегка чокнутые…

Франтишек, вдыхая запах тонких сладких духов, пристально посмотрел в это прекрасное пустое лицо, но, прежде чем он успел что-либо сказать, был мягко выставлен за дверь.

А за дверью, в коридоре, летают подушки, пахнет мылом и зубной пастой, размазанной по губам и щекам младших детей. К счастью, Квета, готовая к выходу, уже стоит перед кабинетом заведующей.

Они сбежали с лестницы, прошли через проходную, через дверцу в воротах и двинулись к далеким пограничным горам, под сенью которых и провели весь прекрасный день. И в какой-то предвечерний час решили пожениться.

Их нежный договор, разумеется, привел пока лишь к тому, что на обратном пути в поезде Квете уже не было нужды вести себя невозможным образом, разыгрывая Коломбину и навязывая Франтишку роль Пьеро. И еще к тому, что, целуясь на прощание, они уже не прятались за углом вокзального ресторана, где пахнет пивными помоями. Для начала хватит и этого. Должно хватить, поскольку Франтишек живет пока в чудесной мансардной комнате, где стоит запах дерева и яблок, где стены оригинально раскрашены и увешаны керамическими изображениями драконов, камбал и павлинов.

Франтишек вернулся домой поздно, но приятель еще не лег. На сей раз уже он побывал в Праге. Поездка в детдом многое решила для Франтишка. Теперь он чувствует себя ответственным только перед самим собой. И приятель мгновенно улавливает эту перемену в нем, объясняя ее самой банальной, хотя и не лишенной логики причиной:

— Спорю на что угодно — ты наконец-то переспал с Кветой!

— И зря бы спорил.

— Ну да? Неужто вы и субботу, и воскресенье провели просто так?

— Просто так.

Годом-другим позже люди будут стыдиться прогулки «просто так». Но в описываемое время ответ Франтишка звучит правдоподобно. Однако приятель считает нужным предостеречь его:

— Смотри не удивляйся, если она найдет себе другого!

А это уже сигнал надвигающейся эпохи беспощадного состязания в одежде, в жилье, в марках автомашин и, конечно же, в любви. Все ведь взаимосвязано. Но пока что Франтишек позволяет себе усомниться в возможности такого исхода. Да и приятель не стал развивать эту мрачную тему. Отвернувшись, он вытащил из цинкового ведра возле умывальника бутылку красного шампанского, обтер ее грязным полотенцем и торжественно произнес:

— Да пробудь ты с Кветой хоть до утра, я бы все равно дождался тебя с этим вот!

Франтишек, крепко запутавшийся в тенетах грядущего супружества, обрадовался:

— Приезжает твоя учительница!

Ничего умнее ему в голову не пришло. Он так искренне рад за друга, что даже керамические драконы начинают ему нравиться, и он с упоением продолжал:

— Не хотел я тебе говорить… Сегодня мы с Кветой решили пожениться. И еще открою тебе: что касается жилья, то я попал в такое место, где решают именно такие вопросы!

Взволнованно пройдясь по комнате, Франтишек закончил:

— Наконец-то и я смогу оказать тебе услугу. Вот умора!

Он важничал, как петушок, но вскоре ему стало жалко приятеля, которому он и слова не давал вставить. А тот нервно дергал проволочку, придерживающую пробку, молчал и смотрел в сторону. Его молчание Франтишек объяснил себе той настороженностью, которая сопутствует откупориванию шампанского. Взгляд приятеля, устремленный в сторону, несомненно, измерял возможную траекторию полета пробки. Франтишек не торопил приятеля высказаться — такой он благородный. Но единственным, что нарушило тишину, был звук выстрелившей пробки и затем шипение пузырьков в стаканах. Когда приятель наконец открыл рот, то произнес нечто совсем не похожее на тост по случаю общего решения.

— Я был в Праге, — как-то бесцветно начал он, и каждую его следующую фразу сопровождала пауза, глубокая, как пропасть. — Разговаривал с отцом. Он сказал, что, еще когда мы были на предпоследнем курсе, он записал меня на кооперативную квартиру. Даю тебе честное слово, я об этом не знал.