Карел Мисарж - Окраина

— У вас тут и впрямь красиво, ты верно рассказывала! Крыш не видно, одни цветы… Белые, розовые… Как на картинке!

Квета самым прозаическим образом прерывает эту оду на местные красоты:

— Ты сделаешь лучше, если поскорей забудешь, о чем я рассказывала!

Франтишек снова — слегка обиженно, но уже гораздо мягче — предлагает вернуться. В конце концов, у Кветы могут быть причины. Может, именно сегодня ее родителям неудобно принимать чужого человека. Может, они больны, не в духе, рассорились, наконец. Вдруг они, например, как раз разводятся…

— Мне правда в голову не приходило, что мой визит может быть неуместным. Я отлично могу вернуться на станцию и подождать обратного поезда.

Но Квета берет его за руку, сжимает так же крепко, как в поезде. И прибавляет шагу:

— Ладно, раз уж приехал — идем…

В ее тоне, в ее походке есть что-то судорожное, какая-то фальшь. Она неестественно выпрямилась, ее каблучки часто и отрывисто стучат по камням, которыми укреплена деревенская дорога. По мощеной улице и двухэтажным домам это скорее городок, чем селение.

Держа Франтишка за руку, Квета без конца вертит головой по сторонам, вызывающе смотрит на встречных, нарочно заглядывает в прищуренные окна солидных домов. От ее поведения Франтишка коробит; оно совершенно непостижимо, потому что встречные равнодушно минуют их, из окон никто не высовывается, не здоровается с Кветой, не машет ей. К чему же такая демонстрация? Так они подошли к небольшому прелестному замку, утонувшему в густых и высоких липах. Окна, двери, крыша замка, его стены — все вибрирует, словно через них пропущен электрический ток. Но эффект вибрации производит монотонное жужжание — как будто туча пчел ни на секунду не прекращает своих трудов. Едва оправившись от удивления, Франтишек вдруг заметил, что Квета стоит как мокрая курица, как заводная игрушка, в которой лопнула пружина: без воли, без жизни, отданная на произвол хозяина. Разжав пальцы, судорожно сжимавшие руку Франтишка, она едва слышно произносит:

— Вот теперь, если хочешь, возвращайся.

Рефлективным движением Франтишек вытер ладонь о брюки — ладонь, всю влажную от Кветиных пальцев. Перевел взгляд с девушки на замок. Рядом с тяжелыми деревянными резными воротами, над которыми укреплено облупившееся изображение белого плаща, увенчанного алой коронкой — герб бывших владельцев, — прибит овальный щит с надписью:

Франтишек растерянно спрашивает:

— С чего это мне возвращаться?

Квета молчит. Франтишек поднял глаза к открытым окнам — а в них теснится множество девчачьих, а кое-где мальчишечьих лиц — и все понял. После реплики, прозвеневшей прямо над самым ухом Франтишка: «Говорила я, у Кветины кто-то есть? Говорила!» — лиц в окнах изрядно прибавилось. Теперь уже Франтишек чувствует себя обязанным взять Квету за руку. Только это ему и остается, если он не хочет, чтобы Квета убежала от этих жестоко любопытных, смеющихся зрителей. Ему, впрочем, до них и нет дела. Его куда больше угнетает мысль, что начинать придется с пустого места. Квета — детдомовка, нет у нее тыла в виде четырехкомнатной квартиры, нет над нею хранительной руки любящих родителей. Ягодки-то — одного поля!

Сжав руку Кветы, Франтишек двинулся к небольшой дверце в воротах. Ему приходится слегка нагнуть голову — и вот они уже в темной проходной. Вдоль стен ее тянутся полки, в их отделениях стоят резиновые сапоги, от карликовых размеров до таких, какие надевает мать Франтишка, когда отправляется в коровник. Не все пары, конечно, поместились на полках, множество сапог валяется прямо на земле. Из проходной открываются три пути: во двор, над которым, как над Сахарой, дрожит знойный воздух, в левое крыло замка и в правое; но Франтишек выбирает именно тот, который нужен. Это побуждает Квету наконец-то раскрыть рот:

— Идешь так уверенно, будто все здесь тебе знакомо. А ведь это я провела здесь полжизни.

Франтишек сделал довольно судорожную попытку пошутить:

— Полжизни? Значит, ты тут и родилась?

— Нет. Меня сюда поместили, когда мне было шесть лет. И жила я здесь до пятнадцати. А теперь мне восемнадцать.

— Ты ездишь сюда из благодарности?

Франтишек совершенно не информирован в этом вопросе. О существовании детских домов он знает только по газетам. Однако его дурацкий вопрос не вывел Квету из себя.

— Господи! На что им моя благодарность?

Над лестницей, ведущей к сверкающему чистотой коридору, — надпись: