Карел Мисарж - Окраина

Собственно повестка дня заседания приводит Франтишка в отчаяние и убеждает его, что он никогда не постигнет тончайших нюансов жизни города, в котором решил остаться навсегда.

Ясно, что в сопоставлении с новой функцией беспокойство Франтишка насчет того, где и как проводит Квета субботы и воскресенья, когда она не с ним, кажется довольно мелким. К сожалению, и поныне не решен вопрос, сколько времени надо отдавать человечеству, а сколько — человеку. Это уж зависит от индивидуального подхода. И Франтишек мучается. Мучается он до тех пор, пока не решается сделать то, что должен был сделать с самого начала.

Но в субботу, встретившись с Кветой, он чуть было не отложил задуманное. Ведь каждая встреча с ней — маленький праздник, а сегодня — праздник вдвойне, потому что на дворе июнь, склоны пограничных гор пламенеют цветами шиповника, а высоко над кустами вознесены цветущие кроны груш, яблонь, черешен. В городе, правда, пахнет прогорклым растительным маслом, шоколадом и нашатырным спиртом, но что это в сравнении с тем, что город затоплен морем цветов, сливающимся с белыми облачками! Даже трудно понять, облака ли проплывают по небу или то плывет белый цвет деревьев… Так бывает, когда твой поезд стоит, а состав на соседнем пути начинает трогаться.

Квета приходит по дорожке парка, и для Франтишка это так, словно к нему приближается солнце. И он едва не отказался от своего намерения, едва не изменил программу. Но Квета не солнце. Люди, торопящиеся на автобус, на поезд, толкают ее; чуть не задел ее пыльный берет, который мальчишки отфутболивают друг другу; она шарахается от велосипедов иногородних школьников… Какое уж тут солнце!

Это совершенно успокаивает Франтишка, и, когда Квета становится в очередь перед билетной кассой, он невозмутимо занимает место за ней. Квета удивилась, но ничего не сказала. В молчании приближаются они к окошку. Квета называет свою станцию, и Франтишек разочарованно прячет в карман банкноту и вынимает мелочь. Он ведь готовился чуть ли не к путешествию вокруг света, а ехать, оказывается, до деревушки в нескольких километрах от города. Когда он покупает билет туда же, Квета совершенно явственно бледнеет. Веки ее то взлетают, то опускаются на глаза, ей бы сейчас сжаться в комочек, словно раненому зверьку, но вокзал как растревоженный улей. Все скамейки заняты пассажирами, чумазыми ребятишками, все углы забиты грудами багажа.

— Тогда я никуда не поеду! — пытается Квета протестовать, но репродуктор уже объявляет поезд в ее направлении: Опарно — Радейчин — Жаланы — Упоржины — Теплице, — и поток пассажиров подхватывает их обоих, выталкивает на перрон и несет прямо к вагону. Но в вагоне — конец всякой радости для Франтишка. Он все что-то говорит, говорит, а Квета уставилась в открытое окно — и ни словечка. Франтишек встает рядом с ней у окна — она моментально садится. Он к ней подсаживается — она встает. Такая пантомима продолжается до самого отправления поезда.

Это маленький поезд, в нем даже взрослые чувствуют себя словно на ярмарочной карусели. Когда он прибавляет ходу, дымный хвост сваливается с крыш вагонов, клочьями врывается в окна, оставляет на сиденьях черные заносы сажи. Единственный спутник нашей парочки в купе рывком поднимает раму. Вагонные окна только так и можно закрыть — рывком. Теперь уже конец всякой радости для Кветы. Она старается поддержать подмоченную репутацию прерванной игры «встань-сядь» хотя бы тем, что смотрит направо, налево, на черный пол, на потолок, только не на Франтишка. Их спутник отбрасывает всякие правила приличия, повелевающие хранить безучастный вид, и наблюдает за ними с откровенным любопытством. Когда до нужной станции остается еще три остановки, Франтишек вдруг встает и почти спокойно заявляет:

— Я сейчас выхожу. Мне вовсе неохота разыгрывать из себя шута. Не стану обременять тебя, и ты тоже можешь себя больше не утруждать: не жди меня в понедельник.

Прежде чем Франтишек скрылся из поля зрения спутника, дверь купе заслонила Квета. Кинувшись в заплеванный коридор, она схватила Франтишка за руку, стиснула до боли и потащила, как заупрямившегося ребенка, обратно. Все это выглядело довольно комично.

Во всех купе много свободных мест, но они вернулись в прежнее, где их спутник с интересом ждал, что будет дальше. Они сели на свои прежние места и промолчали весь остаток пути. Молчание Франтишка обоснованно: он полагает, что ему нечего объяснять. А Квета, вероятно, не хочет говорить при постороннем. Однако прежде, чем их молчание стало тягостным и для них, и для их спутника, поезд подкатывает к маленькой веселенькой станцийке. С карнизов крытой платформы свисают деревянные ящики с пеларгониями, похожие на неугасимые лампады. Квета и Франтишек выходят. Так мало проехали, а уже в самом сердце гор! Их темные пики вонзились в голубое небо. Франтишек радостно озирает этот прелестный уголок земли, словно плывущий в белой пене расцветших деревьев, над прибоем которых высятся одни лишь горные вершины да шпиль церкви.