Александр Кожедуб - Внуковский лес

— Ты тоже женился? — спросил Званский.

— Чтоб не спиться, — кивнул я. — Ну так что, меняемся?

— По рукам!

Я хотел было предложить Званскому выпить по рюмке — в сумке лежала бутылка, — но что-то меня остановило.

"Иногда женитьба помогает вылечиться от алкоголизма, — подумал я. — Но в Минске тоже водки много. Может быть, даже слишком много".Однако говорить об этом Званскому не имело смысла. Сам разберется, что к чему.

Обменная операция завертелась, и месяца через три я официально стал москвичом. Из Минска пришел контейнер с кухней, диваном, стульями и книгами. Я расставил все эти предметы по углам комнаты, и она стала еще больше походить на спортивный зал.

— Некоторые вообще без мебели живут, — сказала Алена, когда я привел ее полюбоваться на жилище. — А соседка слева у тебя настоящая бандерша.

— Марина?! — удивился я.

— Нет, ночевать здесь я тебе не разрешаю. В каком бы ты ни был состоянии — домой.

— Даже ночью? — слабо запротестовал я.

— Ночью тем более.

— Отсюда до ЦДЛ всего пять минут ходу.

— Повторяю: твой дом на Ленинском проспекте. А эту комнату станем сдавать, когда будет не на что жить.

— Как это не на что?! — изумился я. — Слава богу, еще не разучился писать.

Через два года выяснилось, что права была жена, а не я. Рухнул СССР, и писатели, равно как и многие другие граждане этой страны, оказались никому не нужны.

Но это отдельная история, и не такая веселая, какой она казалась тогда многим.

P.S.

— Все было не так, — сказала жена, когда прочитала мои записки. — За издание "Домостроя" мне дали премию, а выговор объявили за "Древнерусские предания", точнее, жития святых. Товарищу из Киева тогда больше всего не понравилось преувеличение роли Сергия Радонежского в Куликовской битве.

— Надо же, — почесал я затылок, — а мне казалось, что у меня хорошая память. Впрочем, в художественном произведении некоторые вольности допустимы. Мы ведь имеем дело с повестью, а не воспоминаниями.

Я сделал вид, что не заметил сведенных бровей жены. Читатель никогда не должен терять уверенности в том, что он умнее писателя.

В конце концов, думал я, лес во Внукове еще стоит. А жизнь продолжается.