Александр Кожедуб - Внуковский лес

— Даже в Совете министров стали хуже заказы, — выложил последний аргумент Николай.

Его мама работала заведующей машбюро в Совете министров, и эта информация, что называется, была из первых рук.

— Надо квартиру менять, — вздохнул я.

— И мы решились на родственный обмен, — посмотрел мне в глаза Коля.

Не сговариваясь, мы отправились на кухню и выпили по рюмке.

— Похоже, наши начальники решили затянуть пояса, — сказал Коля.

— У народа, — уточнил я.

— Ну да, — согласился он со мной, — их пояса отличаются от наших. Как ты думаешь, чем все закончится?

— Какую-нибудь реформу проведут, — пожал я плечами. — На большее наши деды не способны.

Я, конечно, в своих прогнозах сильно ошибался. Но и ошибки бывают разными. Русские люди истинную цену последних узнают, как правило, у разбитого корыта.

Однако в случае с квартирой мне повезло. Я подал документы в обменное бюро, что находилось в Москве, в Банном переулке, купил газету "Из рук в руки" — и обнаружил, что некто Званский меняет свою комнату на улице Воровского на однокомнатную квартиру в Минске.

— Воровского — это же Дом литераторов! — показал я газету жене.

— Хорошее место, — кивнула она, — но мы, наверное, уже опоздали. На всякий случай загляни туда. Ты ведь сегодня собираешься в ЦДЛ?

— Конечно, — сказал я, — встречаюсь с товарищами. Нужно одну книгу обсудить.

Никаких книг в Доме литераторов я с товарищами, конечно, не обсуждал, мы там выпивали. Но это был секрет Полишинеля.

"Так и быть, зайду к Званскому, — подумал я. — Вдруг повезет? И адрес запоминающийся: дом восемнадцать, квартира девятнадцать".

Я доехал до метро "Арбатская", с Калининского проспекта свернул на Воровского и пешком поднялся на четвертый этаж. Он весь состоял из квартиры номер девятнадцать.

"Это сколько ж в ней комнат?" — подумал я, дважды нажав на кнопку звонка — именно столько раз нужно было звонить Званскому.

Дверь открыл высокий человек лет сорока пяти.

— К кому? — мрачно спросил он.

— К Званскому, — попятился я.

— Проходите.

Делать было нечего, я вошел в прихожую. Она была огромна. Горела лишь одна лампочка под потолком, но и при ее тусклом свете было видно, как здесь грязно. В потолке прямо над головой зияла большая дыра. В туалете сильно шумела вода. Откуда-то из глубины коридора несло пригоревшим маслом.

"Бежать отсюда!" — подумал я и повлекся вслед за Званским.

Комната выглядела несколько лучше прихожей. Размером она была чуть меньше спортивного зала сельской школы, в которой я когда-то работал физруком.

— Сколько в ней метров? — поинтересовался я.

— Тридцать два, — вздохнул Званский. — Раньше это был зал.

— А теперь?

— Теперь комната. Меня Володей зовут.

— А сколько в квартире комнат? — не успокаивался я.

— Одиннадцать. Общая площадь двести пятьдесят квадратных метров.

— Да, жили люди, — выглянул я в одно из окон. — Квартира дореволюционная?

— Дом построен в начале двадцатого века. А весь четвертый этаж в нем занимал председатель Российского музыкального общества Званский. Мой дед.

— Да ну? — изумился я.

— Его в тридцать седьмом расстреляли, — успокоил меня Владимир. — Сам я в Караганде родился.

Название этого города было мне знакомо. В том же тридцать седьмом туда сослали почти всю родню моей жены по материнской линии. Алену и пугали им, когда она не слушалась маму. "Не хочу в Карандаду!" — плакал ребенок.

— Член семьи изменника родины? — понимающе хмыкнул я.

У самого меня в роду репрессированных не было, но я об этой проблеме слышал.

— Вроде того, — не стал вдаваться в подробности Володя. — Из Званских в этой квартире один я остался. Остальные лимита.

— Сколько в квартире семей?

— Четыре.

— Так ведь комнат одиннадцать.

— Пустуют. К нам уже давно никого не вселяют.

— Сносить собираются?

— Говорят, аварийный дом. А что на самом деле, никто не знает. Сам видишь, куда все катится.

Я кивнул. Страна определенно куда-то катилась, я только не мог понять куда.

— А почему ты меняешься на Минск? — спросил я после паузы.

— Женюсь на минчанке, — понизил голос Владимир. — Пока окончательно не спился, надо сматываться.

Ситуация стала проясняться. Мы со Званским шли встречными курсами. Володе надо было бежать из Москвы, мне — из Минска. Если проскакивать, зажмурив глаза, прихожую и по возможности не заходить в туалет и на кухню, может, и обойдется. Жить-то я здесь не собираюсь.