Юлия Климова - В ее сердце акварель

В приподнятом настроении Кирилл сделал круг по комнате, подошел к окну и щелкнул пальцем по листу фикуса.

«А потом я, пожалуй, прогуляюсь и глотну наисвежайшего деревенского воздуха, пропитанного ароматами… м-м-м… навоза».

– Воды… Люди добрые и злые, дайте воды… – простонал Глеб и сделал слабую попытку найти одеяло. Дернув пару раз рукой, издав страдальческий хрип, он мысленно плюнул на холод, ползающий по коже мурашками, и с превеликим трудом открыл глаза. «Ну и где я, вашу мать… Видимо, в аду. Нет… Как ее? Ну как ее?..» – Елизавет-т-та Ильинична… Поможи-и-ите! Баба Лиза, или ты меня спасешь, или я подохну… – «Черт! Я не могу подохнуть… Черт. Черт. Даже подохнуть не могу…»

Ему не стоило произносить этих слов: за каждое упоминание рогатого и хвостатого он традиционно получал сполна. Сначала у Глеба свело ногу, да так, что стрельнуло в ушах, затем горло обожгло пламя, а голова, и без того распухшая от самогона, загудела миллионом колоколов. Дин-дон-дин-дон. Бом-бом-бон-бон.

– А-а-а… – Глеб сжал кулаки и протяжно захрипел. Комната качнулась. Показалось, будто гжельские статуэтки сейчас синими птицами слетят с полок буфета, а за ними грохнутся на пол пузатые фарфоровые банки и будильник. – Справились, да? – Глеб криво улыбнулся из последних сил. – С больным!.. Ладно, с крепко выпившим человеком справились… Ладно, – поправил он себя во второй раз, – почти с человеком… Елизавета Ильинична, погибаю! Воды, «подруга дней моих суровых», воды-ы-ы!..

Кряхтя на все лады, превозмогая головокружение и ломоту в костях и мышцах, Глеб сел, свесил ноги с кровати, мрачно посмотрел на джинсы, валяющиеся на полу возле стола (расстояние – целых два с половиной метра!), и отправил тяжелый взгляд к потолку. «Значит, придумали мне дело… Достойное… Молодцы…» Глеб сморщился, пытаясь вспомнить, как он умудрился вчера раздеться, однако память не желала делиться картинками недавнего прошлого – нестерпимо захотелось бухнуться обратно на подушку и застонать.

Дверь наконец-то открылась, в комнату зашла Елизавета Ильинична, а это означало, что появился долгожданный шанс получить спасительный стакан воды.

– Умираю, – выдохнул Глеб и состроил жалостливую гримасу.

– Так тебе и надо, – припечатала Елизавета Ильинична и хмыкнула. – Столько сожрать самогону и не помереть… Крепкое у тебя здоровьице, соколик. Сто лет проживешь, не иначе. Рассол на кухне, сам иди за ним.

– Вот спасибо, вот порадовали. И родит же земля русская столь добрых и отзывчивых женщин, любо-дорого посмотреть. А кто ж мне эту дрянь-то вчера продал за двойную цену, не подскажете?

– Ты мне еще остался должен триста рублей, – фыркнула Елизавета Ильинична и принялась поднимать с пола разбросанные вещи. – Всю ночь орал как умалишенный, глаз из-за тебя не сомкнула. Говорила, закусывай… – Выпрямившись, она постояла немного, всем своим видом показывая осуждение, затем подошла к кровати и положила вещи на скомканное одеяло. Вроде и маленькая сухонькая старушка, а все у нее просто выходит, без усилий. – Что орал, спрашиваю?

– С Небесной канцелярией спорил. Разногласия у нас кое-какие имеются… Уже лет десять договориться не можем. Забодали они меня… – Глеб тяжело вздохнул, потер лицо, медленно встал и направился в кухню. Каждый шаг болезненным эхом отдавался в голове, позвонки ныли, глаза плохо реагировали на свет, но он почти сразу перестал обращать на это внимание. «Да, напился, и плевать мне на вашу рыжую девчонку. Плевать!»

Вчера самогонка казалась единственным спасением, ничто не могло стереть или заглушить правду жизни, кроме нее. Глеб пил торопливо, игнорируя хлеб, огурцы, капусту и даже сало. Наверное, видок у него был паршивый, если бабка Лиза не отказала в алкоголе и сразу достала бутылку из шкафа. Достала, протерла зачем-то полотенцем и поставила со стуком на середину стола. Цену, конечно, заломила, но и тут не без умысла. «Полагала, родимая, выпью гораздо меньше… Стратег и тактик!» – усмехнулся Глеб, переливая рассол из банки в стакан. Запульнуть бы этой банкой в стену… Чтоб три оставшихся огурца превратились в кашу!

– Найду я ей красавца… Не сомневайтесь… – тихо, с угрозой произнес Глеб, подхватил стакан и сделал пять торопливых глотков. – Дрянь!

Но в ответ не качнулась занавеска, не повеяло прохладой, не затрещало в печи, не кольнуло в боку… На небе и на земле знали, это пустая угроза: выбора нет.

Плюхнувшись на стул, Глеб вытянул ноги, взъерошил волосы и посмотрел на бабу Лизу с мучительной тоской. Она стояла около двери, сцепив руки перед собой – старая и… удивительно красивая. Красота старости. Бывает ли такое и как разобрать это определение на составляющие? И надо ли? Наклон головы, мудрые глаза, опрятный байковый халат… Нет. Эта тайна за семью печатями. Глеб усмехнулся и, надеясь получить в ответ крепкое словцо, мечтательно произнес: