Тибор Фишер - Как править миром

Эдисон позвонил мне на прошлой неделе и предложил снять за него программу, которую он должен был сделать по заказу Джо’на; он забирает почти все деньги, и в титрах стоит его имя; моего имени в титрах не будет, и всю работу сделаю я. Есть литературные негры, а я выступлю негром от режиссуры. Прекрасно его понимаю: каждому хочется быть знаменитым телережиссером, не ударив пальцем о палец.

Что бы вы выбрали? Если бы Дозволитель предложил вам такой вариант: быть дремучей бездарностью, проводить дни свои в лени и праздности и при этом считаться великим гением или быть истинным гением и трудягой и умереть в безвестности?

– В Турцию, да, – говорит Семтекс. – Но не в ту часть Турции, где море и пляжи, а туда, где вот-вот грянет война? Что с тобой происходит? Ты – как мистер Смерть. Собираешь кровавую жатву, и все тебе мало. Почему не снять что-то доброе и позитивное? Того же Роджера Краба?

– Чувство собственной непогрешимости – это, конечно, приятно. Но еще нужно на что-то жить. Если тебе нужны деньги, нам придется снять Турцию. Все просто, друг мой. Это не высшая математика. И не хирургия головного мозга.

Насчет хирургии головного мозга я могу выступить авторитетно, потому что однажды участвовал в операции. Разумеется, все самое сложное сделал профессиональный нейрохирург, но когда я снимал операцию, мне доверили приставить на место выпиленный фрагмент черепной коробки.

– Все мои знакомые операторы снимают пляжи или порнуху, – сетует Семтекс. – Или тусуются с Джеком и его богатеями. Почему мне все время приходится рисковать жизнью? Почему ты не взял меня на надувные аттракционы? Это было бы весело и приятно. И никто не пытался бы меня убить.

– Почему я не взял тебя на надувные аттракционы?

– Да.

– Потому что ты был в тюрьме.

– Ты мог бы дождаться, когда я выйду.

Из последних сил борюсь с искушением поведать Семтексу, сколько дружелюбных бактерий, миролюбивых червей и добродушных жучков-паучков безвременно погибло при сборе шпината для его смузи. У любого есть право на счастье, даже у самого крошечного существа. Раньше перечисление невинных жертв, связанных с поеданием щавеля, творило чудеса. Но работа важнее сиюминутного удовольствия. Я попробовал обойтись без Семтекса на последних двух съемках и теперь прибегаю к прямо противоположной тактике: настойчиво зову его с собой, тем самым пытаясь перехитрить судьбу.

– Война идет в Сирии. Там, куда едем мы, никакой войны нет. Это не зона военных действий.

– Не зона, но пограничная область, где полно психов и минометов, и можно утешать себя тем, что тебя разорвет на куски не в официально объявленной войне.

Раньше Семтекса не пугала работа в горячих точках. Наверное, это и есть взросление, когда ты понимаешь, что запасы удачи уже на исходе и что осторожность еще никому не вредила. Хотя ближе к семидесяти, говорят, наступает последний взрывной период отчаянной лихости.

– В общем, подумай, – говорю я.

С Семтексом как-то спокойнее. Если что-то пойдет не так, лучше, чтобы он был рядом. Конечно, я не хочу, чтобы Семтекс подумал, будто он делает мне одолжение. Я хочу, чтобы он думал, что это я делаю ему одолжение. Хотя весь прошлый опыт подсказывает, что такого не будет.

Оставляю Семтекса упиваться жалостью к себе и шпинатным смузи, а сам направляюсь на Грэнери-сквер, предвкушая обед со знакомым голландцем. Впрочем, радостное предвкушение халявного обеда напрочь перебивается десятиминутной прогулкой. Лондон – город, питающий гнев. Повод для ярости – через каждые пять-шесть шагов. Туристы с огромными чемоданами. С чемоданами на колесах. Давным-давно, в незапамятные времена, чемоданы носили в руках. А теперь каждый тащит за собой целый шкаф на колесиках, скрипучий, тяжелый, норовящий задеть тебя по ногам или проехаться по ботинкам, вихляющий то туда, то сюда, отчего он занимает в два раза больше места, а значит, бесит двойне. Прогресс.

Только не говорите, что надежды нет. Она есть. Я видел ее своими глазами. По какой-то причине это слово написано большими буквами на стене прямо напротив вокзала Сент-Панкрас. Неподалеку, на фонарном столбе, висит объявление с фотографией добродушной немецкой овчарки. Над фотографией написано: «Бездомная собака». Под фотографией: «Лучший друг человека? Лучший обед человека!!!» Объявление заламинировано и приклеено намертво. Чтобы его сорвать, надо как следует постараться, чем сейчас и занимается возмущенная молодая женщина, пока ее друг звонит в полицию.