Халед Хоссейни - Тысяча сияющих солнц [litres]

– У меня точно что-то с легкими, Лейла, – говорил он, закуривая. – Сегодня мне не дойти. Может, завтра полегчает.

Лейла чуть не плакала от возмущения и бессильной ярости.

И вот в один прекрасный день Рашид объявил Лейле, что больше с ней никуда не пойдет.

– Я и так день-деньской ношусь по городу в поисках работы. Устаю ужасно.

– Тогда я пойду одна, – взорвалась Лейла. – Тебе меня не удержать. Слышишь? Можешь меня побить, но Азизу я не брошу.

– Делай как знаешь. Только мимо талибов тебе не прошмыгнуть. Я тебя предупредил.

– Я с тобой, – вызвалась Мариам.

Но Лейла была против:

– Сиди лучше дома с Залмаем. Если нас втроем остановят… Не хочу, чтобы он видел.

Теперь Лейлу больше всего занимало, как пробраться к Азизе незамеченной. Поди, попробуй. Начнешь переходить улицу – а талибы тут как тут. «Как зовут? Куда идешь? Почему одна? А муж где? А ну поворачивай оглобли!» Если дело ограничивалось головомойкой или пинком под зад, считай, повезло. А то ведь всякое бывало. Дубинки, розги, кнуты. Или просто кулаки.

Однажды молодой талиб отлупил Лейлу антенной от радиоприемника. И присовокупил:

– Попадешься мне еще раз, бить буду, пока молоко матери из костей не выступит!

Дома пришлось лежать на животе и шипеть от боли, пока Мариам делала примочки, – вся спина и бедра оказались исполосованы. Но обычно Лейла так легко не сдавалась. Сделает вид, что направилась домой, а сама улучит минутку – и в переулок. Случалось, ее ловили и допрашивали по три-четыре раза на дню. Случалось, в ход вновь и вновь шли кнуты и антенны. И несолоно хлебавши – домой.

Жизнь научила: отправляясь теперь к дочке, Лейла старалась натянуть на себя побольше, даже в жару. Два-три свитера под бурку – и уже не так больно.

Но игра стоила свеч. Если получалось ускользнуть от талибов, Лейла проводила с Азизой целые часы. Они усаживались во дворе рядом с качелями (вокруг гомонили другие ребятишки, к кому пришли мамы) и разговаривали. Азиза рассказывала, что они последнее время проходили.

Оказывается, Кэка Заман каждый день обязательно давал им уроки, в основном чтения и письма. Но иногда это была география, иногда – природоведение, иногда – что-то еще.

– Только нам приходится задергивать занавески, чтобы талибы не увидели. У Кэки Замана уже заранее приготовлены спицы и клубки шерсти. Мы тогда прячем книжки – и за вязание.

Однажды во дворе приюта Лейла увидала женщину средних лет с неприкрытым лицом – накидка была поднята, – у которой в приюте было трое мальчиков и девочка. Лейла сразу узнала резкие черты и густые брови – правда, голова седая совсем и рот запал, – и перед глазами встали черная юбка, цветной платок, иссиня-черные волосы, туго стянутые на затылке в узел. Эта самая женщина запрещала ученицам закрывать лицо: ведь мужчины и женщины равны, и если мужчины не носят накидок, то и женщинам это ни к чему.

Почувствовав на себе взгляд, Хала Рангмааль подняла глаза на Лейлу – но не узнала.

Или не подала виду.

– В земной коре есть трещины, – важно произносит Азиза. – Они называются разломами.

Июнь 2001 года. Пятница. Жаркий лень. Они вчетвером – Лейла, Залмай, Мариам и Азиза – сидят на заднем дворе приюта. Сегодня Рашид их сопроводил (что случалось ой как нечасто) и ждет у автобусной остановки.

Вокруг, пиная мячик, носятся босоногие дети.

– И каждый такой разлом проходит через каменный массив. Из таких массивов состоит земная кора, – продолжает Азиза.

Кто-то не пожалел своего времени, расчесал девочке волосы и тщательно заплел в косички.

Азиза трет ладошку о ладошку, наглядно показывая, что такое разлом.

– Они называются… кектонические плиты, вот!

– Тектонические, – поправляет Лейла. Говорить ей больно. Горло горит огнем, спина и шея болят, на месте нижнего резца во рту пустое место. Зуб ей выбил Рашид два дня тому назад. Пока были живы мама и Баби, Лейла и не догадывалась, что можно переносить такие частые и жестокие побои и не слечь.

– Ну да. И когда такие пласты движутся и цепляются один за другой, высвобождается энергия, которая достигает поверхности, и происходят землетрясения.

– Какая ты умненькая, – умиляется Мариам. – Куда умнее своей тупой тетки.

Лицо у Азизы пылает.

– И вовсе ты не тупая, Хала Мариам.

А Кэка Заман говорит, что иногда перемещения плит происходят ужасно глубоко, так что на поверхности ощущается только легкая дрожь. Какими бы могучими ни были силы, которые заставляют их двигаться, только легкая дрожь.