— Дайте — я…
Он зажег фитиль, и в комнате стало совсем светло.
Снаружи со стороны рынка послышался нарастающий шум гудящей толпы. Там шло приготовление к празднику. Дети с беспокойством переглянулись.
— Не волнуйтесь, — сказала Воль Сон. — У меня есть друзья среди артистов, я попросила их занять для вас места.
Она принесла чашку супа и для Ён И.
— А не получится ли так, что мы будем позади всех и не увидим представления? — выразил беспокойство Киль Сан.
— Всё будет хорошо, — заверила женщина. Девочка с укором посмотрела на мальчика, сказала:
— Тётя Воль Сон — близкая подруга моей мамы. Ей надо верить.
Ён И быстро разделался с супом и кивком головы поблагодарил хозяйку. С улицы теперь слышались отчетливые звуки музыкальных инструментов — чангу и квенгари. Киль Сан и Бон Сун вновь переглянулись.
— До представления еще далеко, — сказала Воль Сон. — Пока там идут приготовления, устанавливают тенты. А музыканты на холоде разогреваются. Незачем идти туда раньше времени и мерзнуть.
— Тетя Воль Сон, а вы тоже с нами пойдете?
— Нет. Я уже не раз видела это представление.
Воль Сон опять встретилась взглядом с Ён И. Ее глаза словно бы говорили ему: «Ты хочешь мне что-то сказать, так отчего же молчишь?»
Ён И хорошо помнил, как в канун нового года, когда все деревенские собирались в своих семьях, чтобы приготовить для себя всякие вкусности, Воль Сон в это время ходила одна в храм и молилась там за упокой матери. Ее неизбывную печаль разделял в тот час лишь холод монастырских стен.
Будучи ребенком Воль Сон была очень пугливой, она могла заплакать даже от громкого голоса незнакомого человека, не говоря уже о направленных в ее адрес брани или резкого окрика.
Глядя на то, как дети с нетерпением ерзают на месте, прислушиваясь к звукам с улицы, Воль Сон, наконец, поднялась:
— Ну, что ж, пошли! — Она надела на голову шелковый платок и накинула на плечи стеганую куртку.
Дети выбежали первыми. Воздух был ядреным. В сумерках люди шли нескончаемой вереницей к базарной площади. Из толпы веселых и задорных парней кто-то дружески окликнул Ён И:
— Привет, дядя Ён И! Рады видеть вас!
— А вы что, уже пропустили по стаканчику? — заметил Ён И.
— А то как же, дядя Ён И! Когда же еще пить, если не в такой вечер?!
Заметив Воль Сон, молодежь стала шептаться, кто-то из них рассмеялся. Ён И нахмурился, а Воль Сон низко опустила голову и надвинула на лицо шелковый платок.
— Никакой учтивости у молодых, — молвил Ён И, досадуя больше на себя, нежели на парней. Затем он обернулся к идущей рядом женщине: — Воль Сон, ты усади детей, а обо мне не беспокойся… — с этими словами он растворился в толпе. Женщина удивилась тому, что Ён И обратился к ней на «ты», но не придала тому значение и просто кивнула:
— Хорошо.
Вскоре завиднелась рыночная площадь. Воль Сон с детьми прошла в угол, огороженный материей, служивший грим-уборной для артистов и разыскала там старика Хвана.
— А, пришли! — обрадовался тот и в улыбке раскрыл свой беззубый рот. — Вот для кого я держу места!.. Чья же эта милая дочка?.. И добрый молодец?.. Какие замечательные ребята!
В молодости покойная мать Воль Сон и старик Хван были друзьями. Хван тогда славился своей виртуозной игрой на чангу. А играл он на барабане с детства. Достигнув зрелого возраста, он снискал славу непревзойденного аккомпаниатора певцов горлового пения — пхансори. Прославляя себя, он одновременно прославлял и певцов. Каким бы отменным голосом не обладал певец, его пение оставалось блеклым, если барабанщик плохо играл. То было золотое время для Хвана. Он был молод и честолюбив. Его самоуверенность в собственном превосходстве вредило его профессионализму. Порой он позволял себе бестактность по отношению к партнеру. Доходило до того, что он прерывал концерт, чем-то раздраженный, швырял палочки и уходил. Надо ли говорить, что в пылу высокого самомнения, его собственное мастерство исчезало? Постепенно Хван пристрастился к спиртному и женщинам. Это только ускорило его падение. С приходом старости, его дурной нрав переменился, он сделался смиренным и теперь довольствовался тем, что играл простым барабанщиком в труппе бродячих артистов.
Пламя от костров и факелов освещало грустное лицо старого человека, все в морщинах, не нажившего ни детей, ни дома.
— Дядюшка, вы не заболеете? На вас такая тонкая одежда, — посочувствовала старику Воль Сон.
— Не беспокойся, я привык, — ответил старый барабанщик.
Читать дальше