— Вы уже не в том возрасте…
— Воль Сон… — лицо старика сделалось серьезным. — Ты так похожа на свою мать. Особенно сейчас. Будто я вижу пред собой ее…
— Ну, дядюшка… На кого же я должна походить, если не на мать?
— Всё верно… Как быстро летит время… Еще вчера я был юнцом, а сегодня — седой старик… Интересно, совершает ли твоя мать там, в путостороннем мире, шаманские обряды?
— Не говорите так, — молвила Воль Сон с грустной ноткой в голосе, на глазах ее навернулись слезы. — Неужели все страдания, что пережила она в этом мире, продолжатся для нее и на небесах?
— И правда что… Не сердись, — старый артист виновато поморгал глазами. — Не огорчайся. Между прочим, я хотел на завтрашнее утро заказать у тебя суп с соевым творогом.
— Да, конечно, приходите — приготовлю, — сказала Воль Сон.
Между тем, дети во все глаза наблюдали за происходящим, как идут приготовления к спектаклю, как беседуют и спорят друг с другом красочно разодетые артисты, как они репетируют сценки, примеряют маски. Масок было много, и деревянных, и из тыкв-горлянок. Киль Сан с Бон Сун и дальше продолжали бы глазеть вокруг, но Воль Сон повела их к зрительским рядам и усадила их в удобном месте на толстые соломенные подстилки. А затем еще раздобыла им керамический сосуд, своеобразную жаровню-печку, в которой горел древесный уголь.
— Как закончится представление или если захотите спать, возвращайтесь ко мне домой, — сказала им женщина. Она сунула детям в руки какое-то угощение, похожее на ломти домашней лепешки, сняла с себя платок, обмотала Бон Сун шею и удалилась.
А площадь уже гудела, полная народу: люди с нетерпением направили свои взоры на площадку- сцену, освещенную горящими факелами. А в стороне от зрителей тоже горели костры, там, где устроились любители азартных игр, возбужденные праздничной суматохой, не забывающие то и дело подкрепляться горячительными напитками.
Вскоре заиграла музыка, вступили барабаны и запели флейты. Появился артист в синей маске, олицетворяющей божество весны. А за ним — другие, в белой маске — божество осени, в черной — зимы, и в красной — лета. Божества пустились в пляс по кругу, их воинствующий вид подчеркивали развевающие одежды. Когда они сделали несколько кругов, к ним присоединился артист в желтой маске — главный предводитель над всеми четырьмя божествами. Музыка становилась все громче, рисунок танца поменялся, — теперь их действо походило на некий ритуал, шаманский обряд. Музыканты в синих, желтых, красных одеяниях самозабвенно делали свое дело — били в барабаны бук, чангу, дули в дудки, свирели, водили смычками по струнам хэгым. Артисты стремительно меняя позиции друг с дружкой, кружили по площади, — танец приближался к своему пику, торжеству могущества духов. Толпа зрителей неистово шумела.
Киль Сан с Бон Сун смотрели на происходящее затаив дыхание.
Вскоре фигуры пяти божеств одна за другой удалились, их сменили другие действующие лица — увечные люди — артисты в масках показывали танец невзгод и болезней, какие выпадали на долю простого народа. Несмотря на трагичность ситуации, танец больше выглядел комичным и забавным. Толпа, освещенная пламенем факелов и костров, то и дело взрывалась хохотом.
Тем временем, Ён И вышел из ворот рынка. Густая темень тотчас поглотила его. Он дошел до ближайшей забегаловки. Пожилая хозяйка спала при свете зажженной лампы, заслышав шум, поднялась. Спросила:
— Спектакль уже кончился?
— Нет, — сказал Ён И. — Началось второе действие.
Женщина пригладила голову, сложила постель. Как и в соседних постоялых дворах, у нее по случаю были приготовлены суп из свиной колбасы и достаточно рисовой бражки — макколи. Ведь после таких праздничных представлений ожидался больший наплыв посетителей, нежели в обычные дни.
— Налейте мне что-нибудь, — попросил мужчина. Хозяйка накрыла столик с несколькими видами закусок, принесла бутылку, Ён И выпил чарку залпом — одну, вторую, третью…
— Вы бы закусывали, — сказала хозяйка, глядя на привлекательного и грустного гостя.
Рассчитавшись с хозяйкой, Ён И вышел на холодный воздух и качающейся походкой пошел прочь. Он шагал по безлюдной дороге, по обеим сторонам едва заметно проглядывались редкие дома. Позади доносились отдаленные звуки музыки. «Хотя я и передвигаюсь с трудом, но все еще остаюсь человеком, — рассуждал Ён И, кутаясь в чогори. — Даже прекрасный цветок мака остается до конца маком, пока не облетит с него последний лепесток… а шаман остается шаманом, пока он в силах держать в руках бубен…» Он дошел до развилки, огляделся, затем нетвердой походкой двинулся к таверне Воль Сон.
Читать дальше