Пак Кён Ри - Дочери аптекаря Кима

— Да как так можно! Придти поздно ночью к одинокой вдове пить водку! — пройдя несколько шагов, не вытерпев, буркнула Ённан. — Мам!

— Что?

— Я больше не могу так жить! Даже собственные родители не признают его за человека, а младший брат и вовсе обращается с ним, как с собакой.

— Какой бы Ёнхак ни был, все равно он ему родной брат.

— Он еще и ворует. Не могу уже так больше!

— Потерпи немного, может, и …

Но как бы мать ни утешала дочь, она с горечью понимала, что надежды никакой не было. Еще больнее ей становилось от сознания своего бессилия, — таким безвыходным казалось это положение. Они достигли села Дороголь и остановились у ворот большого дома, где жили Ёнхак и Ённан. Ханщильдэк посмотрела на дочь и сказала:

— Дитя мое, — она поправила спадавшие на лоб дочери пряди волос и продолжила: — со служанкой пошли мне вещи, которые нужно постирать или зашить. Я все сделаю и пришлю обратно, — Ханщильдэк достала платок, вытерла слезы и высморкалась. — Иди скорее домой, — она протолкнула дочь в полуоткрытые ворота и прислушалась.

— Эй ты! Ночь уже, где это тебя носит? А?! — послышался голос Ёнхака.

— Да заткнись ты! Дитя, заходи поскорее в дом, — ответила вместо Ённан свекровь.

Только тогда Ханщильдэк развернулась и засеменила по переулку, ступая по своей тени. Ей все время казалось, что кто-то смотрел ей вслед.

Проходя через Дэбатголь, она вспомнила, что ей говорила Ённан о Ёнсук, и решила навестить ее. Ханщильдэк подошла к воротам дома старшей дочери и потрясла их:

— Ёнсук!

Ответа не последовало.

— Спите?

Дом был тих.

— Ёнсук! — позвала она еще раз и снова потрясла ворота.

— Кто тут еще так поздно? Кому не спится? — ворча, на стук вышла старая служанка Ёнсук. — Ай-гу! Да неужели это вы, госпожа?! — открыв ворота, ужасно смутилась старушка.

— Спите уже, что ли?

— А-ага, да мы тут… — в большом смущении, не зная, что и ответить, промямлила старуха.

Ханщильдэк, не медля, решительно прошла в дом.

— Да куда ж вы это?..

— А что? — строго взглянула на нее Ханщильдэк. — Вот, проходила мимо Дороголя и решила дочь навестить, — и стала снимать обувь у порога. — Ёнсук! Спишь, что ли?

Вдруг дверь с шумом открылась, и из нее быстро вышла Ёнсук, заслоняя собою вход в дом:

— Что за дела ночью-то? — Волосы ее были расплетены.

— Проходила мимо, вот и зашла. Такой мороз стоит, правду говорят, что в праздник бога ветра замерзает вода в горшках. — Ханщильдэк, ни о чем не подозревая, направилась было в комнату.

Но вдруг оттуда послышался странный шорох и звук открывающейся задней двери.

— Кто-то в комнате, что ли? — Мать побледнела.

— Кто может быть-то? — Лицо Ёнсук перекосилось.

— Т-только что кто-то… кто-то из комнаты вышел…

— Вышел? Да не может быть! — не совладав с собой, дрожащим голосом соврала Ёнсук.

Но тут раздался новый звук на заднем дворе, как будто кто-то перелезал через ограду и спрыгивал с нее.

— Вот! Слышишь?

— Вор, наверное, — успокоившись, хладнокровно ответила Ёнсук.

— Ой-гу! Что же это делается-то?! — вскрикнув, Ханщильдэк закрыла руками лицо.

— Что с вами? Соседи проснутся.

Услышав это, Ханщильдэк развернулась и вышла за ворота.

— Запри двери, — ворчливо приказала старой служанке Ёнсук, не двигаясь с места.

Старуха проковыляла до ворот и заперла их.

— На что двери-то, коли не закрываешь? Что на неприятности нарываешься? — со злостью сплюнула у порога Ёнсук.

— Ничего страшного. Разве родная мать вас не поймет? Хе-хе-хе… — пошловатая улыбка искривила изрытое морщинами лицо старухи.

Ёнсук вошла в комнату, рассерженно пнула скомканное одеяло и уселась на пол:

— Найдешь ли где сейчас целомудренную девицу? Тьфу! Кто сказал, что все, у кого есть муж, верны ему до гроба? — пробормотала Ёнсук, поднимая мужской ремень с пола, свернула его и положила в ящик комода.

Выбежав из дома старшей дочери, Ханщильдэк побежала в Манчакголь и там взобралась на скалу Шамана. На вершине скалы она села на землю, вытянула ноги и горько заплакала. Подхваченный ветром плач унесся далеко в море.

В тихой комнате, наполненной ароматами каких-то трав с примесью косметики, за столом, перед стаканом с выпивкой, расслабившись, сидел аптекарь Ким. Глаза у него уже изрядно покраснели. За окном смеркалось. Была включена лампа, от ее бисерного абажура в комнату струился приглушенный уютный свет. Перед аптекарем, сложив руки на коленях, сидела Сочон. Она была одета в белое траурное платье. Лицо ее покрывал легкий румянец, и выглядела она очень привлекательно. Они уже долго сидели так, не говоря друг другу ни слова. Молчание угнетало обоих. Атмосфера в комнате располагала к близости. Сочон, как ни пыталась ухватиться за малейшее слово, чтобы начать разговор, но желание говорить пропадало, как только она встречалась с равнодушным взглядом Кима.