Пак Кён Ри - Дочери аптекаря Кима

Не прикоснувшись к напитку, который принесла служанка, Сонсу встал и вышел, оглянулся на Ёнсун только тогда, когда уже очутился за воротами, и произнес:

— Свидимся ли мы на том свете, сестричка? — так он звал Ёнсун с самого своего детства.

— Конечно, свидимся, а если нет… значит, такова наша печальная участь, — с трудом, подавляя боль в горле, произнесла Ёнсун, казалось, что она вот-вот задохнется.

Удаляясь твердой решительной походкой, Сонсу произнес:

— Прощай, Ёнсун, моя дорогая сестричка!

Ёнсун, оставшаяся во дворе, не услышала его слов.

Безжалостно палящее летнее солнце садилось за горы. Когда оно совсем скрылось из вида, постепенно ожила листва деревьев, совсем было увядшая от дневной жары. С узелком за спиной Сонсу вышел из города через северные ворота. Как только он оказался за городом, глаза его заволокло слезами, да так, что он с трудом мог видеть дорогу. Сонсу поднялся на вершину холма и, обессилев, упал на землю. Над ним медленно сгущалась темнота. Он взглянул на покинутые горы Андвисан, и у него больно защемило сердце.

«Мне уже двадцать три года. Зачем я отправился в путь? Есть ли у меня хоть какая-нибудь цель? Неужели я пошел просто потому, что у меня есть куда идти?» — он задавал и задавал себе нескончаемые вопросы.

Со стороны военных казарм раздался приглушенный звук трубы.

«Сейчас Соквон будет проходить мимо дома призраков, — подумал Сонсу, и перед его взором, как наяву, предстал бородач Соквон. — Дорогие мои, тётя Бонхи, брат Джунгу и твоя прекрасная жена Джоним, счастливо вам оставаться», — без конца повторял про себя Сонсу.

«Кроме тебя у меня больше никого нет на этом свете… Пока я живу, а мне недолго осталось… Нет! Не уезжай, прошу тебя!» — в его ушах никак не утихали последние слова Ёнсун, они, пронзительно звеня, причиняли ему невыносимое страдание. Сонсу почувствовал, что еще немного — и его голова не выдержит и расколется на части. Он сдавил её двумя руками и, шатаясь, встал. Когда же он поднялся на ноги, то увидел бегущих в его сторону мачеху Сон и Ган Тэкджина. Сонсу молча стал наблюдать за ними.

Заметив стоящего на вершине холма Сонсу, они прибавили шагу. Сон держала в руках траурную шляпу из бамбука, Тэкджин был одет в льняное пальто дурумаги, полы которого развевались по ветру. Догнав Сонсу, Сон упала возле него в изнеможении и запричитала:

— Ах ты, негодяй! Бросил мать и подался неизвестно куда?!

Сверху вниз Сонсу посмотрел на неё безучастным взглядом.

— Да неужели я воспитала такого жестокого варвара? Какая неблагодарность! Ай-гу-у! — Сон начала биться о землю.

— Матушка, вы же не за мной пришли, а за этим. Вот, возьмите тогда. — Сонсу протянул ей свой узелок, но Ган Тэкджин тут же перехватил его. В узелке были завернуты оленьи панты и золотой самородок из секретного шкафа, который Сонсу взломал перед дорогой.

— Теперь можно идти. Если он решил покинуть нас, что толку удерживать его? — не скрывая своей радости, проговорил Ган Тэкджин. Он заполучил то, что искал, и его больше ничего не интересовало.

— Негодяй! Бессердечный мерзавец! Если уж бросаешь, то лучше убей меня и проваливай. На что я тебя растила и кормила, чтобы услышать эти черствые слова! Ай-гу, ай-гу… — зарыдала Сон.

Ее чувства нельзя было сравнить с чувствами Тэкджина — как бы она ни ругала, как бы ни попрекала Сонсу, в сердце ее теплилась материнская забота о нем. Сон понимала, что уход Сонсу из дома сильно скажется на всей семье, и род Кима сгинет с лица земли навсегда. Если Ган Тэкджин преследовал Сонсу из-за золотого самородка, то Сон — для того, чтобы вернуть сына в семью.

Сонсу неподвижно наблюдал за мачехой. Сон подняла на него голову и заголосила:

— Так убей же меня и уходи! Убей меня, говорю, мерзавец ты эдакий, и проваливай! — Она сняла с себя пояс и стала обматывать им свою шею.

— Что вы делаете?! Опомнитесь! — опешил Ган Тэкджин. Он думал, что этим она пыталась лишь напугать Сонсу, но ни Сонсу, ни Тэкджин и представить себе не могли, на что была готова мать в тот момент.

На память Сонсу пришли прощальные слова Ёнсун:

«Мне недолго уже осталось… Бедная моя несчастная мама! Что с ней будет, когда меня не станет?»

Сонсу, бросив презрительный взгляд на Тэкджина, молча стал спускаться с холма. Он возвращался домой.

Остекленевшие, как у выброшенной на берег рыбы, глаза Тэкджина выражали отчаяние. Секунду назад, как по мановению волшебной палочки, разбилась в пух и прах его мечта о богатстве.