Андрей Иванов - Обитатели потешного кладбища

– Хватит сидеть! Выпускаем экстренный выпуск! Немедленно отправляйтесь в Борегар и эти новые лагеря: в Нормандию, в Бержерак… Где там они, Грегуар? Привезите мне материал! Такой, чтобы вся советская система рухнула! Полетела кувырком вон из Франции!!!

Все разбредались кто куда; далеко не искали, высокопробный материал был под рукой; Шершнев садился на скамейку в парке, открывал свою тетрадку и через пару часов приносил дюжину страничек превосходных сюрреалистических рассказов, от которых у редактора закипала кровь, он хвалил Сержа. Крушевский открыл свой дневник и дал почитать Розе Аркадьевне историю о том, как он сходил в Храм Христа Спасителя в Аньере на rue du Bois, 7 bis.

5. VIII.1945

Впервые был в этом храме. Меня поразила сама церковь. Обыкновенный особняк, каких много в Аньере, да и в Париже вообще. Длинная узкая улочка тянулась к нему вдоль железнодорожных путей, поезда с грохотом неслись мимо. Я зажимал уши руками. Долго в нерешительности стоял возле ворот. Было много людей, в основном рабочие, простые, бедные люди, они шли семьями, тянулись длинным ручьем. Оказывается, в Аньере немало русских. Все пришли на службу митрополита Евлогия. Я увидел знакомые лица. Даже из Сент-Уана сюда приехали! Пришли и Боголеповы – все семейство. Старик мне обрадовался, взял под руку. Его жена мне улыбнулась, дочери не обратили на меня внимания. Николай ничего не сказал. В церкви мне показали местное чудо – икона Воскресения Христова. Старик рассказал легенду: икону нашла Любовь Гавриловна! Я удивился. «Это было в тридцать пятом, что ли, году. Она увидела, как дети дощечкой какой-то играются, в луже запускают кораблик. Ей показалась форма дощечки подозрительно гладкой. Она забрала ее, принесла домой. Я посмотрел, почистил и понял, что это икона. Отнесли в Храм, где ее реставрировали. Прекрасная икона!» Я согласился: прекрасная! Приехал владыка Е. Все ему кланялись, как царю. Служба была не очень торжественной, но вызывала чувство. У многих глаза блестели от слез. Я не крестился, стоял в стороне, смотрел. Потом была проповедь и выступление митрополита, которое он важно закончил тем, что надо стремиться всем как можно скорей вернуться в Россию. Началось роптание, кто-то громко сказал, что не для того бежал оттуда, чтобы возвращаться. Владыка не смутился, с усталостью заметил, что его это не удивляет: дескать после завоевания Вавилонского царства царь Кир отпустил иудеев в родной Иерусалим, однако вернулось всего только сорок две тысячи триста шестьдесят человек (1-я книга Ездры, 2:64–67), остальные держались за старое, не сдвинулись с насиженных мест – и все из-за шкурных личных интересов! Люди оскорбились и ушли. Кто-то напоследок крикнул: «Вот вы сами и поезжайте!» Некрасиво. Остались Боголеповы и те, что к ним на собрания ходят (их, кстати, становится меньше и меньше).

Роза Аркадьевна перепечатала и показала Игумнову, слова митрополита его возмутили, он решил эту историю осветить в следующем номере. Попросил расписать подробней. Александр воодушевился, рассказал о Боголеповых и собраниях в Аньере, припомнил, что видел там одного из «патриотов», описал его… Игумнов заинтересовался: «Ага! Вы, значит, Могилева там встречали! Ну, ну…» – «Я тогда не знал… кто он…» – «А можно вас попросить продолжать посещать эти вечера?» Александр согласился: «Пригласят – пойду», и затем вспомнил о своей встрече с советским беженцем Сергеем, которого он отвел на rue Réaumur, 116. Лазарев отправился к Софье Михайловне. Сергея поселили в глухой провинции, где тот, притворяясь немым, вместе с несколькими другими Ди-Пи дожидался документов или отправки в Южную Америку – все было неопределенно. Лазарев долго беседовал с нелегально проживавшими и сделал замечательный материал. За ним поставили рассказ о том, как жители Целовеца и прилегающих деревень – и австрийцы, и словенцы – выловили из реки Муры трупы преданных британцами казаков, похоронили, поставили кресты, украсили могилы цветами, свечки зажгли и отправили ходока в ближайший православный монастырь заказать панихиду. В криминальной хронике снова были похищения агентами репатриационной миссии (читай НКВД) советских граждан, не желавших возвращаться в Советский Союз, и ограбления, совершенные на территории Франции русскими беглецами и дезертирами, драка в провансальском кабачке, взломанные погреба нормандских винокуров, похищенная живность, особый интерес вызвали разграбленные виллы департамента Сены-и-Уаза – расследуя это дело, французские полицейские взяли след, который привел к воротам лагеря Борегар, ворота лагеря не открылись для них даже после запроса, сделанного Министерством внутренних дел в советское посольство. Вновь французская полиция обращается к «товарищу Богомолову», чтобы вызволить из казарм Рёйи своих граждан, месье Дюпона и мадемуазель Кафритцу, причины задержания коих на территории советского репатриационного лагеря с середины июля по начало августа 1945 года выяснены не были. В тех же числах в лионском квартале Пар-Дьё произошло столкновение советских военных с французскими правоохранительными органами, стычка случилась на почве недоразумения по поводу полномочий, которыми, как были уверены советские военные, они обладали, – советские военные считали, что им было дозволено вольготно патрулировать улицы Пар-Дьё, останавливать прохожих, проверять их документы без особых на то причин (они искали русских невозвращенцев), – французские полицейские приняли их действия за разбой, в результате чего советский лейтенант Лиманский был госпитализирован с пулевым ранением в ногу. В конце номера поместили коротенькие литературные рецензии, стихи, перевод новостей с французского радио о событиях в провинции: фифи [97] Les Forces françaises de l'intérieur – французские внутренние силы (фр.). останавливают поезда и машины, конфискуют имущество, табак, бензин, масло, мясо, алкоголь. «По исчислению швейцарской прессы количество новых русских эмигрантов доходит до 800 000 человек – указанная цифра значительно подскочила бы, если бы не Ялтинские соглашения союзников о насильственной выдаче советских граждан». Адрес международной организации помощи беженцам всех стран: Secours International aux réfugiés, Berne, Schöbergrain, 2. Номер заканчивался фрагментами из эссе Поля Клоделя «Время в аду». Все были довольны, выпуск получился сильный и наделал много шуму, один Игумнов ворчал: