Виталий Науменко - Бедность, или Две девушки из богемы

сорока: излишняя моложавость уже не пошла бы им, а становиться

старше не входило в их планы.

Обычно Сережа не глядя расшаркивался перед ними, бежал

в свою комнату и тут же бросался на кровать, накрывшись поду-

шкой, чтобы предаться размышлениям о природе женщин. Ни одно

существо в мире его так не останавливало и не приободряло, как

питомицы Афродиты.

Стоит добавить, что Сережа считал себя выше всех ходящих по

земле, совершенно не умея показывать это превосходство на публике.

11

Беда русских аристократов: природная стыдливость. Что, к при-

меру, ответит воспитанный человек в магазине на брошенное ему, как пощечина: «Почему вы не пересчитали сдачу?» Очень просто!

«Западло!».

Сережа в таких случаях отмалчивался и, выйдя на улицу, спра-

шивал себя:

«Как же так? — ведь мы лучшие люди этого города? Почему

этого никто не понимает и просто так не дает нам денег?! И это в тот

исторический период, когда посредственность торжествует! Плебеи, отпихиваясь локтями, занимают лучшие места на фуршетах, хамят, дымят в лицо сигаретами ценой в полтинник и беззастенчиво зажи-

мают девушек, чьи дешевые заколки, небрежно сдернутые с их во-

лос, способны переливаться, как раковины на дне прозрачного моря, омывающего зелеными волнами перламутровые пятки резвящихся

русалок? Чьи груди слаще винограда, а уста багровее граната…»

БАЛАЛАЙКА ВАН КЛИБЕРНА

Нет, бывало, и не раз: собирались в мастерской у какого-нибудь

художника, скидывались на несколько бутылок водки, хлеб и кабач-

ковую икру. После начинался «Отдых Босха»: один забирается на

стол, обхватывая его руками, второй в поисках выхода бьется лбом о

железную дверь, третьего уже мутит и он надломленно свешивается

на улицу с подоконника. В туалете дерутся, точнее, толкаются за

неимением свободного пространства и непрерывно спускают воду, чтобы не показаться навязчивыми. Никто никого не слушает, хотя

все непрерывно и очень громко говорят.

Хозяин мастерской активно надувает лодку, на которой пред-

лагает всем немедленно сплавиться по суровой сибирской реке. Все

его, безусловно, поддерживают и обсуждают детали предстоящего

приключения.

Недавний случай: при сплаве одной четверки на порогах чет-

вертый выпал из лодки. На вторые сутки его исчезновение заметили, но вернуть человека с берегов столь далеких, как известно, не смог

12

даже Орфей. Поэтому песня «Дембеля», исполненная после на бе-

регу, возможно, и согрев душу покойного, так и не смогла вернуть

его к жизни…

Итак, что готовит природа ее насильникам? Их немного. Они в

штормовках и с рюкзаками, а против них — отсутствие магазинов, жестокие буряты и безжалостный ветер. Они достают водку из

рюкзаков, поражают дикарей одним ее видом и открывают ветру

опухшие лица.

Вспоминают женщин и детей, но женщин с особой теплотой.

Достают консервы и долго смотрят на раздутые банки.

Но вернемся из мира туристов в те мастерские, где Сережа, бывало, жил неделями…

…Дамы в этих компаниях соответствующие, иногда одна дама, все вьются вокруг нее и несут пьяный бред, она тут же находит себя

центром Вселенной и восторженно не хочет ничего понимать…

НЕСЧАСТНЫЙ СЕЛАДОН

Сережа Ненашев проснулся под кроватью у художника Сюри-

кова и стал рассуждать вслух: «Дайте нам денег, и мы заживем по-

другому. Морошкин очнется, искусствоведша выучит год рождения

Бонифация Веронезе, все светлое пиво специально для моей тети

станет темным, она выйдет к очередному валету в вечернем платье, и за плечами ее внезапно перебегут один в другой изгибы рояля».

Художник Сюриков сидел за огромным дубовым столом, ко-

торый украшала одинокая пивная кружка, чья внутренняя пустота

прибавляла трагизма его одиночеству, и повторял:

— Пора кричать орлу! У меня рука Гилберта! Уберите огонь —

голова горит! Господь с ангелами едят на небесах яблочки.

Когда Ненашев, свежий и непотрепанный, вышел из ванной, Сюриков продолжал бубнить.

Сережа сел напротив.

— Время сколько? — спросил он.

— У меня рука Гилберта, — не унимался Сюриков.

13

— Да понял я уже. Время сколько? — Сережа стал смотреть по

сторонам и, в конце концов, еще раз глянув в зеркало, и немедленно

убедившись в своей безупречности, выпрямился, накинул пальто, сунул руки в дырявые его карманы и вышел.

Он — Сережа — считал себя денди. Только одноклеточному