Виталий Науменко - Бедность, или Две девушки из богемы

— Я за старое не брался, — честно ответил Сережа, — и за

новое не брался, я в Братске был.

— Все вы так говорите.

— Не обращайте внимания, — твердил свое Костя, пока они

проходили с Ненашевым мимо «Шанхайки» *, — вы приляжете, за-

будете мелочи, которые вас беспокоят, это скоро, только на Волжской

свернем в магазин. Вдруг тетя вернется, а поесть в доме нечего.

— А кот?

— Кот почил. Он умер, как Сократ, – грустно ответил Костя, —

потребовал яду, но просил вспоминать о себе.

— Отравился?

— Можно обрисовать эту историю и так. Просроченные про-

дукты. Но ваш кот смело заглянул в глаза смерти, встал выше нее.

Они вошли в тетину квартиру.

— Вот здесь я живу духовной жизнью, — сказал Сережа, ука-

зывая на диван, упал на него и мгновенно заснул.

_________________________

* «Шанхайка» — криминальный вещевой рынок в центре Иркутска.

87

2.

Утром Сережу ослепил яркий свет из окна.

— Извините, друг мой, это я открыл шторы и распахнул окна.

Вид-то какой у вас с утра на Ангару! — воскликнул Костя. — Поза-

втракаем? — Он уже накрыл стол, тут были и икра трески, и черный

хлеб, и три бутылки водки, и подгоревший омлет. Но главное — то-

матный сок, только что из холодильника.

Сережа бодро вскочил, успев заметить, что Костя еще и умело

прибрался в квартире.

На нем был халат с искрой, странные панталоны. Он отодвинул

в сторону лежавшие рядом газеты.

— Что нового произошло? — спросил Ненашев.

— Где-то кровь, кинопремьеры, принцесса скончалась. Где-то

дождь, слякоть, но не у нас. Диссиденты бунтуют.

— Я диссидентов терпеть не могу, — уже через час, когда была

распита первая, убежденно изъяснялся Сережа. — Слишком удобная

позиция: я всегда против. Чуваку говоришь: а если вот так? А он: «Нет, против, подвергаю тебя остракизму». А если так? «Тоже против, отри-

цаю, порицаю». Диссидентство — род мании величия. Наверняка, как

разойдутся по домам после митингов, жен поколачивают. «Я против этой

прически, я против этих духов и этого гарнира. Подай другой, лярва ты

этакая!». И вот в этот момент они как раз чувствуют себя героями. Как нам

всем нравится ненавидеть, какими сильными мы тогда себя чувствуем!

— Да, это верно, — согласился Костя, — свою жизненную по-

зицию мы строим на отрицании. Но где же выход?

— Во всеобщей любви.

— И что, вы всех любите?

Да! — вдруг с отчаянием воскликнул Сережа. — Люблю, и ни-

чего не могу с этим поделать. Другое дело, что меня самого любить

не за что. Мой враг во мне, и этого врага не победить. А вот ты в

каждом видишь врага.

Костя принес из кухни банку с каким-то салатом и стал рас-

кладывать его по тарелкам.

— Этот тетя Тома. Благодарная женщина, а я не могу отказать.

Обида может быть. Если ей надо, я готов.

— Три года назад хоронили.

88

Сережа посмотрел на люстру и увидел, что в ней перегорело

несколько лампочек. — Костя, вкрути, пожалуйста, лампочки, они

в комоде, — попросил он, заваливаясь на спину.

— А самому слабо?

— Нет. Обыкновенная просьба. Не выношу, когда меня берут

на слабо.

— Вот именно. Не выносите. Простите за откровенность: вы ничем не лучше и не хуже других, Сергей Сергеевич, когда

начинаете отдавать распоряжения. А вся эта болтовня про лю-

бовь — сотрясение воздуха. Кому вы принесли добро, покажите

мне. Вам хоть раз сказали «спасибо»? Я говорю не в житейском

плане. Наелись? Не мне вас пестовать. Вы повисли в своем мире

разученных красивых слов, как кукла на трапеции, и качаетесь из

стороны в сторону.

— А ты нет?

Оба были уже достаточно разгорячены алкоголем.

Костя в глазах Сережи как-то резко переменился. Его отутюжен-

ные волосы отовсюду пахли парикмахерской, и стрелки на штанах

были безупречны. Сереже стало не по себе.

— Я — нет, — отвечал Костя, — и вот почему. Я знаю, чего

я хочу. Посмотрите на себя, Сергей Сергеевич! Ну кто вы такой?

Вечный пацан, что-то обещающий миру, сомнительный тип с запа-

хом дешевого одеколона. Все ваши порывы бесплодны, вам никогда

не дознаться своего дурацкого смысла жизни, которого, доложу я

вам, и нету. В придачу вам изменяют женщины — что может быть

ниже этого?

— Хотите быть банальным, — продолжал он, — будьте, хотите быть несчастным — пожалуйста, хотите быть глупым, бездарным — заходите, открыто. А вот что-то из себя представ-

лять — увольте, это не к нам. Бейтесь головой о чугунную дверь, бейтесь. Но на просветление не рассчитывайте. Да, вы хороший