Стюарт О’Нэн - К западу от заката

— Боже, зачем ему вообще тогда сценарий?!

— А что ты хотел от Голливуда? — улыбнулась Дотти.

— И это ведь только отснятый материал, — сказал Алан, — представь, что монтажеры еще половину вырежут.

При мысли об этом Скотт пожалел, что вообще сел смотреть. Он чувствовал себя совершенно беспомощным и на следующий день с удвоенной силой взялся за «Верность». Чтобы нагнать сроки, Скотт забрал черновики домой и работал за кухонным столом до тех пор, пока даже обитатели «Садов» не разошлись спать. На выходные он захватил бумаги к Шейле и выкроил на них несколько послеобеденных часов. Та боялась, что он так себя доведет, и будто сглазила: Скотт слег.

Болезнь началась с сухого першащего кашля, переросшего в глубокий и мучительный, выбивающий слезу. Скотт едва успевал отдышаться, дыхание затруднилось. Он винил во всем сырость и обматывал горло полотенцем, как делал в лето в Балтиморе, когда бился над последней частью романа «Ночь нежна», а Зельда в приступе помешательства подожгла дом. Скотт не сомневался, что это очередное обострение туберкулеза, а значит, впереди неизбежное ухудшение; наверное, придется уехать на курорт, куда-нибудь, где воздух посуше. Но однажды утром после бессонной ночи он сплюнул в раковину и увидел зеленую мокроту. Всего лишь бронхит.

К Дню святого Валентина Скотт чувствовал себя уже достаточно хорошо, чтобы пойти с Шейлой в «Коконат-Гроув». Их и дождь не испугал. Внутри покачивались пальмы, журчал позади оркестра водопад. Скотт и Шейла не пропускали ни танца, а в перерыве, когда они сидели за тем же столиком, что и в первый раз, он подарил ей пару сережек с сапфиром — камнем сентября, месяца ее рождения, — чем растрогал до слез. Скотт не рассказал ей, что получил открытку от Зельды или насколько странно ему отмечать этот день не с женой.

К концу вечера он страшно устал. Хотя уже было поздно, а рано утром нужно было идти на работу, он понимал, что Шейла ждет его на ночь. Раз за разом все повторялось: долгие периоды охлаждений и нежные примирения, так что к ее дому ехали в молчаливом предвкушении. Скотт подвел Шейлу к двери, она ее распахнула.

Он был благодарен за очередное прощение и делал все, чтобы заслужить второй шанс, разве что не обещал невозможного. Лучше всего разговор шел в постели, будто любовный акт только предварял настоящую откровенность. Шейла воспринимала чувства к Скотту как болезнь. Или грех. Она сама не до конца это осознавала, но Скотт был ей нужен. И только в разлуке она признавалась себе в этом, тосковала по нему, засыхала.

— Чувствуешь, как бьется сердце? Вот здесь.

Скотт не знал, пугаться ему или радоваться. Он жалел Шейлу и обещал себе исправиться. Когда-то он глубоко чувствовал счастье, но тогда Скотт был молод и удачлив. А разве сейчас он не счастлив снова? Когда Шейла лежала рядом, о прошлом можно было не вспоминать.

Второй раз они занялись любовью уже далеко за полночь, с особой нежностью. И вот уже почти на пике, когда все тело было напряжено до предела, у Скотта вдруг закружилась голова. Он стоял на коленях позади Шейлы, наклонившись, когда все тело сжалось, на короткий миг комната, освещенная только лунным светом, скрылась в темноте, как бывает в первые секунды после того, как погаснет свет. Пелена сиреневых искр заволокла глаза, словно Скотт долго смотрел на зажженную лампочку. Какая-то неведомая сила подхватила его и теперь покачивала, будто он медленно поднимался над собственным телом. Скотту показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Чтобы не свалиться с кровати, он ухватился за талию Шейлы.

— Не останавливайся, — велела она.

И Скотт продолжил. Странное ощущение продлилось считаные мгновения. Так бывает, если боксер получает удар прямо в лицо и ненадолго теряет ориентацию. Теперь Скотт снова был сам собой. Вдох, выдох, мир возвращался во всей полноте, тепле, мягкости и темноте, и он отдался ему без малейшего сожаления.

— Что с тобой? — спросила Шейла, когда они лежали рядом: Скотт все еще не мог отдышаться.

— Просто ты мне передохнуть не даешь.

Стоя утром в кабинете и наблюдая за дверью магазинчика напротив, Скотт пытался понять, что же такое случилось с ним ночью. Должно быть, нервная система дала сбой. Слишком много работал, слишком мало спал. Снова и снова мысли его возвращались к Зельде. Когда-то они оба жили ради развлечений, но такого не бывало, даже когда они страницу за страницей исследовали «Камасутру», подогретые алкоголем и кокаином.