Стюарт О’Нэн - К западу от заката

Окинув последним взглядом безмолвную долину, Зельда сделала последнюю затяжку, бросила окурок на землю. Скотт, затоптав его, повел жену к машине.

На обратном пути он вдруг спросил:

— Интересно, а сурки едят пекановый грильяж?

— В южных штатах — да. За ваших, янки, я не ручаюсь.

— Думаю, им больше по вкусу арахисовый.

— Ах, Додо… День был такой чудесный! Как же не хочется назад.

— Знаю.

— Семнадцать лет, — произнесла она. — А кажется, совсем немного времени прошло.

— Верно. — Скотт согласился, хотя мог и поспорить с этим.

День угасал, а с ним таяли их часы наедине. Эти встречи всегда были тяжелым испытанием, а такие вылазки — и вовсе пыткой. Особенно если проходили хорошо. В конечном итоге Зельду всегда нужно было возвращать в темницу. В этом ощущалось какое-то предательство по отношению к ней, что-то недостойное, как будто он должен был бороться за нее.

Всю дорогу через душный равнинный город и обдуваемый всеми ветрами высокий холм вместо облегчения Скотт чувствовал, что снова проиграл, что предал их обоих.

Надо было еще отметиться в приемной. Доктор разговаривал с другими посетителями, и Зельду принимала у Скотта веселая медсестра, поинтересовавшаяся, хорошо ли они провели время.

— Очень хорошо, — ответил Скотт.

— У нас годовщина, — добавила Зельда.

— Знаю, — улыбнулась сестра. — Поздравляю!

— Спасибо. — Зельда повернулась к мужу: — С годовщиной, Додо.

— С годовщиной. — Скотт заключил ее в невинные объятья и тут же отпустил.

— Бедный мой Додо. Начинай-ка следить за здоровьем. Увидимся в выходные. Обещаю вести себя хорошо!

— А я поговорю со Скотти.

— Да, пожалуйста. До встречи, любимый.

Зельда послала ему воздушный поцелуй, и сестра увела ее в женское крыло. Скотт снова остался один.

Он вышел и устало побрел к машине. Грильяж так и лежал на заднем сиденье. Позже Скотт съел его в одиночестве на сумеречной веранде. Это был весь его ужин.

В понедельник на встрече с доктором Скотт давал полный отчет о поездке. Все прошло хорошо. Память у нее ясная, речь четкая, мыслит она связно. О сигарете и грильяже в шоколаде, а еще о безумном забеге по лестнице и отстраненном выражении лица Зельды за обедом он решил умолчать. Доктор, похоже, остался доволен и согласился, что встреча с дочерью пойдет Зельде на пользу. Но когда Скотт уже договорился о приезде Скотти, стало известно, что жена набросилась на партнершу по игре в теннис и сломала ей нос ракеткой. Так что ее перевели в закрытую палату, и на каникулах Скотти сразу уехала в лагерь.

Когда позвонил Обер и сказал Скотту, что студия приглашает его в Нью-Йорк, он уехал из Эшвилля первым же поездом. Два дня он не пил ни капли и был мучительно трезв. Но его все-таки взяли. Контракт подписали на полгода, пообещав тысячу долларов в неделю. Он хотел сообщить об этом Зельде, однако к ней не пускали. Доктор запретил им видеться — и его это одновременно и разозлило, и втайне обрадовало.

Накануне отъезда, уже собрав чемоданы, Скотт написал жене записку и послал ее из отеля «Рузвельт», что находился через дорогу от центрального вокзала в Новом Орлеане.

« Любимая! Пожалуйста, прости меня. Сейчас мне нужно уехать, но это принесет нам целое состояние. Другого пути нет. Продолжай стараться и будь хорошей девочкой, а я напишу по приезде ».

На следующий день он сел в поезд, оплаченный студией, и отправился на Запад.

До места назначения поезд шел три дня с остановками в Эль-Пасо, Тусоне и Юме. Скотт не позволял себе даже пива, и стук колес, и мерное покачивание вагона опротивели ему до тошноты. Он писал письма Скотти, Оберу и Максу, читал, курил и спал. Воздух в Палм-Спрингс уже с утра дрожал от жары, так что город казался пустынным миражом. После солончаковых пустошей горы Сьерра-Невады сулили прохладный воздух и отдохновение, поезд медленно поднимался над уровнем моря, а после на всех парах мчался под уклон мимо захолустных ранчо, апельсиновых рощ, пригородных садов, мотелей Оклахомы и бесконечных рядов отштукатуренных бунгало.

И вот поезд въехал в Лос-Анджелес. Мимо проследовал на восток товарняк, прогрохотала вагонетка с углем, и за окном понеслись людные городские улицы, где на каждом пересечении путей состав гудком предупреждал о своем приближении.

Выискивая глазами бледно-желтую башню городской мэрии, Скотт всматривался в даль. Неожиданно, будто потеряв энергию, поезд стал резко сбавлять скорость: проехал сортировочную станцию, проскрипел мимо сложенных на земле грузов и без устали работающих лебедок, проскользил в янтарном свете сигнальных огней мимо закопченных колонн и, приблизившись в вокзальной полутьме к перрону, с пронзительным скрежетом остановился.