Юрий Додолев - Просто жизнь - Повести и рассказы

— Ты в тот край бросай, а я в этот!

Над рекой поднялись фонтаны, волны с шумом ударили в противоположный склон, с вкрадчивым шелестом набежали на пологий берег, оставив на траве грязновато-серую пену. Брюхом вверх всплыли щурята, красноперки, плотва.

— Сигай! — заорал Петька.

Семин влетел в реку и остановился, обожженный холодом. Тело сразу посинело.

— Давай, давай! — подгонял Петька. — Очухается рыба, без ухи останемся.

Андрей плеснул на грудь, присел, окунулся, зажав нос и глаза, и, преодолевая сопротивление воды, помчался к рыбе — она плыла брюхом вверх по течению, лениво шевелила плавниками. Раненую ногу сводила судорога, но он не обращал на это внимания, хватал рыбешек и выбрасывал их на берег. Петька бегал по берегу в одной нательной рубахе, без кальсон, возбужденно вопил:

— Быстрей, быстрей, а то уйдет!

Посреди реки было по грудь. Вспенивая воду, Андрей поплыл к трем щучкам — они уже очухались, пытались уйти в глубину.

— Хватай! — Петька скинул рубаху. Но в воду не вошел.

Двух щучек Семин выловил, а третья ушла, вильнув напоследок хвостом.

— Нерасторопный ты, — сказал Петька, когда Семин выбрался на берег. — К костру беги. Губы у тебя синие, как чернила.

Стараясь унять дрожь, Андрей быстро оделся, протянул руки над костром.

Петька ловко очистил и выпотрошил рыбу, наполнил котелок водой:

— Ушица будет — объедение!

Семен ничего не ответил — никак не мог согреться.

— Пройдет, — сказал Петька. — Самогонки сейчас выпьешь, горяченького похлебаешь — жарко станет.

Ветер усилился. От костра летели искры, обожженная трава корчилась, как живая, пламя то валилось набок, то взмывало вверх, обхватывая длинными языками котелок, из которого выплескивалась уха. Петька крутил в нем ложкой, чертыхался, когда пламя обдавало жаром лицо. Семин почувствовал ломоту в костях, голова стала тяжелой, рана ныла, хоть плачь.

Петька снял котелок.

— Тащи фляжку, и давай рубать — на ветру варево быстро стынет.

Семин с непривычки сразу опьянел.

— Закусывай, — посоветовал Петька.

— Не хочется. — Андрей вдруг почувствовал усталость: голова отяжелела, движения стали вялыми.

— Ешь, ешь!

Андрей подцепил ложкой кусок рыбы, пожевал. Рыба показалась безвкусной. Он с трудом проглотил кусок, поперхнулся костью. Петька хлопнул Семина по спине.

— Прошла?

— Вроде бы… — с трудом пробормотал Андрей.

Семин лежал в блиндаже под двумя шинелями, никак не мог согреться. Петька куда-то ушел. Уже наступил вечер, тонко и надоедливо звенели комары, отыскивая незащищенное тело. Андрей натянул шинель на голову, постарался заснуть, но не смог. Комар-диверсант проник под шинель, стал крутиться около лица.

Прогромыхали сапоги. Запахло «шрапнелью» — так солдаты называли перловую кашу.

— Спишь? — окликнул его Петька.

— Нет.

— Тогда вставай, рубать будем!

— Не хочу.

— Хорошая каша, с мясом!

— Не хочу.

Петька помолчал и сообщил:

— А ребята сегодня обратно в лес ходили. Дядя Игнат сказал, фрицев видели. Крикнули им, чтоб сдавались, а они — деру.

— Захватили?

— Промашка!

— Обидно.

— Само собой. — Петька помолчал. — Выходит, не кончилась для нас война-то.

Прибежал посыльный — ребят требовал командир роты. Петька накрыл котелок газетой, посмотрел на Андрея:

— Может, доложить Овсянину, что ты захворал?

— Не надо. — Семин с трудом поднялся. Тело казалось налитым свинцом, перед глазами все качалось.

— Дойдешь?

— Дойду.

Когда посыльный умчался, Петька помог Андрею надеть шинель, проверил, застегнулся ли он.

«Петька — хороший, заботливый парень, — отметил про себя Андрей. — После демобилизации мы друг другу писать будем и в гости ездить».

— Потопали?

Семин кивнул.

Давно наступила ночь, только на самом горизонте, там, где темнели, словно огромный забор, верхушки елок, еще розовело, угасая, небо. На светлом фоне лес, который прочесывала рота, показался сейчас угрюмым. Возле землянок переговаривались бойцы, звякали ложки, пахло «шрапнелью». Стелился туман, наползая на кусты, обволакивая стволы деревьев. В низинах он был густым, а на буграх — реденьким, словно расплывшийся дым. Пала роса, и было прохладно. Петька шел без шинели, а Андрея колотил озноб.

— Зазря пошел, — сказал Петька, беря его под локоть.

— На свежем воздухе лучше, — пробормотал Семин, хотя чувствовал себя хуже некуда.

Петька вздохнул.

— Я все гадаю, зачем Овсянин нас требует.