— Лишь бы стекла не раскокали.
Отойдя от школы, Ветлугин воровато осмотрелся, скатал снежок и, прицелившись, кинул. Хотел попасть в дерево, но промазал.
— Вот как надо! — услышал он и увидел, как снежный комочек угодил точно в середину ствола. Лариса Сергеевна вытерла платочком руки. — Метко?
— Прямо по-снайперски… А Валентина Петровна где?
— Диктант с отстающими проводит.
— У вас, надеюсь, таких нет?
— Есть. Но я с ними возиться не собираюсь.
— Заставят! Вспомните, что говорил на последнем педсовете Батин: «Наша школа должна добиться стопроцентной успеваемости».
— Пусть добивается! У меня свое мнение: школа не цирк, а учитель не дрессировщик. Кто хочет учиться, тот учится, а те, кто на уроках баклуши бьет, пусть на себя пеняет. Свое свободное время на лентяев тратить не намерена. И оценки натягивать не буду.
— Этого я тоже делать не стану, — сказал Ветлугин. — Но помочь неуспевающим хочу.
— Много у вас таких?
— Человек десять — двенадцать.
— Всего?
Ветлугин кивнул.
— Хочу добиться, чтобы ни одного не было!
Лариса Сергеевна взглянула на него с явным интересом:
— А Рассоха как учится?
Ветлугин помрачнел.
— По моему предмету у него все в порядке, но другие учителя жалуются. И в школу почему-то перестал ходить. Сегодня вечером с ним и его родителями объясняться буду.
— Бесполезное дело!
— Почему?
Лариса Сергеевна помолчала.
— Он заявил Валентине Петровне, что на работу устраивается.
— Разве они встречаются?
Лариса Сергеевна снова помолчала.
— Вчера вызвал ее на крыльцо и по всем правилам объяснился в любви. Даже какое-то стихотворение прочитал.
— Будет жалко, если он бросит школу, — огорчился Ветлугин.
— Я тоже так думаю, — сказала Лариса Сергеевна и предложила: — Давайте вместе к ним сходим.
Еще несколько дней назад она никуда бы не пошла с Ветлугиным вдвоем, а теперь решила: «От своей судьбы не уйдешь». В последнее время Лариса Сергеевна много размышляла и поняла: отец Никодим не разведется с женой и не отвернется от бога, а Ветлугин — вот он: смотрит влюбленными глазами, даже сделать полный вдох боится. Ей вдруг стало легко. Она решила не только сходить с ним к Кольке, но и разрешить поцеловать себя.
— Ну как? — весело спросила Лариса Сергеевна. — Возьмете меня?
— С превеликим удовольствием! — выдохнул Ветлугин.
Ему уже давно хотелось поговорить с этой девушкой откровенно. Однако — так уж получалось — они не провели ни одного вечера с глазу на глаз — всегда были с Валентиной Петровной. Ветлугин не сказал Ларисе Сергеевне и сотой доли того, что хотел бы сказать. Объясниться с бухты-барахты не мог: для этого требовался хоть какой-то повод, а его-то как раз и не было. Ведь нельзя же было считать поводом тот отпор, который они дали Батину, когда он позвал их вместе с Валентиной Петровной в кабинет и начал рассуждать о религии. Ничего нового директор не сообщил — добросовестно повторил то, что было написано в атеистических брошюрах, что говорили лекторы. Лариса Сергеевна так высмеяла его, что Василий Иванович на несколько секунд потерял дар речи. Потом, постукивая по столу карандашом, стал твердить с паузами: «Не положено…», «Не положено…», «Не положено…» Ветлугин негодовал, до самого вечера был в скверном настроении, спрашивал себя: «Как он смеет? Почему сам определяет, что можно мне, а что нельзя?..»
Лариса Сергеевна и Ветлугин договорились встретиться в семь вечера. Он виделся с ней каждый день в школе, иногда обедал у девушек, но все это не могло сравниться с предстоявшей встречей, которую можно было назвать одним словом — свидание.
Ветлугин наваксил ботинки, выгладил брюки, разложил на топчане свежую сорочку. Он еще не решил, что скажет красивой учительнице, — просто хотелось побыть с ней вдвоем. Ветлугин наивно полагал: никто даже не подозревает о его чувствах. Но учителя уже давно говорили о свадьбе как о деле решенном и лишь гадали, когда она будет — до Нового года или после.
Учителя рассуждали трезво: глухое село, молодых людей с образованием раз-два и обчелся, а москвич — всем женихам жених. Лариса Сергеевна усмехалась, когда Валентина Петровна сообщала ей, о чем толкуют учителя.
За стеной Галина Тарасовна двигала на шестке чугуны, что-то выговаривала ребятишкам. В первые дни это мешало сосредоточиться, потом Ветлугин привык. Тепло в хате держалось плохо, он с ужасом думал: «Что же будет, когда начнутся настоящие морозы?» Сказал об этом хозяйке. Она развела в ведерке глину, проконопатила мхом щели, обмазала их. Не помогло! Ветлугин чихал, кашлял, то и дело менял носовые платки. Иногда казалось — поднялась температура, но проверить это он не мог: градусника у Галины Тарасовны не было, а фельдшерский пункт находился далеко. Можно было бы попросить градусник у Галинина, но идти к нему не хотелось. О фронтовом приятеле напоминали лишь удары церковного колокола да проходившие мимо окон богомольцы. В прошлое воскресенье было венчание. Впереди свадебной процессии шел дружка в фуражке, украшенной бумажным цветком, за ним — жених и невеста. Он — молодой, губастый — был в расстегнутом тулупе, в новой шевиотовой паре, в косо надетой долгушке, а какой была невеста, рассмотреть не удалось — лицо скрывал надвинутый на глаза пуховый платок. Позади шагали вразброд, выбирая места посуше, родители, домочадцы, подруги и приятели — все чуточку хмельные.
Читать дальше