Юрий Додолев - Просто жизнь - Повести и рассказы

У противоположной стены сладко бормотала во сне Надя-москвичка. Это была смешливая девушка с короткой стрижкой. До войны она работала медсестрой в одной из больниц на Большой Калужской улице. На фронт попросилась сама, хотя и не подлежала призыву по семейным обстоятельствам. Посоветовавшись с матерью, пошла в военкомат и ходила туда, пока не добилась своего.

Вся предвоенная жизнь этой девушки ничем не отличалась от жизни таких же, как она, комсомолок. Приходилось только больше, чем другим, заниматься хозяйственными делами: кроме Нади, у матери было еще шесть детей. Все в ее жизни было простым и понятным, пока она не познакомилась в кинотеатре «Ударник» с парнем. Он вел себя нагловато и слишком самоуверенно, но на второй день Надя поняла, что парень совсем не такой, каким хочет казаться. Он был в Москве проездом и вскоре уехал. Обещал написать, но так и не написал. Первое время Надя часто заглядывала в почтовый ящик, тосковала. Этот парень понравился ей, она вспоминала его.

Сквозь щели в землянку проникал холод. Пламя на самодельной коптилке трепетало, ложилось набок. Надя натянула на голову шинель, стала считать про себя, стараясь заснуть, но сон не шел. И почудилось вдруг, что Егор тоже не спит, и думает о ней. Это обрадовало Надю. Накинув на плечи шинель, она вышла из землянки.

Дождь не переставал. Под ногами хлюпала вода. Когда глаза привыкли к темноте, Надя увидела смутные очертания деревьев, чуть поднятые над землей крыши блиндажей, замаскированных валежником и еловыми ветвями. Возле землянки висел заржавленный рукомойник с металлическим хоботком. Вот уже несколько дней девушки умывались дождевой водой, которая, по общему убеждению, смягчала кожу. За ночь набиралось с четверть ведра. Этого вполне хватало для умывания. А вот с мытьем головы была морока. Приходилось ходить с ведром на реку. Потом вода отстаивалась всю ночь. Утром ее разливали в котелки и кружки, выплескивали из ведра осадок — коричневатый, с вкрапинками ила. В небольшом углублении за землянкой разжигали костер. Дым смешивался с наползавшим к вечеру туманом, и немцы ни разу не обнаружили костер, хотя солдаты и ворчали — говорили, что эти чертовы бабы демаскируют позицию.

Надя не расставалась с косой, а москвичка стриглась под мальчика. Наде тоже советовали отрезать косу, но она думала: «Ни за что!» Она гордилась своей косой, длинной и тяжелой, часто вспоминала слова матери: «Береги косу, девка! Она у тебя все одно что приданое».

«Приданое не приданое, а отрезать жалко», — подумала Надя, подбрасывая рукой металлический хоботок — она промывала глаза. Вспомнила, какими шелковистыми и мягкими становятся волосы после мытья, как они льются сквозь пальцы, и пожалела, что этого не видел Егор.

Надя всматривалась в темноту — хотелось увидеть Егора. И не подозревала, что Егор ночует не в блиндаже.

Пахло гнилью и прелыми листьями. В небо устремилась немецкая ракета и повисла там. Надя увидела Дубису и зябко повела плечами: как и все бойцы, она знала — недалек тот день, когда придется переправляться через реку.

Младший лейтенант спал шумно — посвистывал, посапывал, всхлипывал. Вначале Вьюгин с интересом прислушивался к звукам, которые издавал командир огневого взвода, потом это стало раздражать. Он окликнул артиллериста. Тот пробормотал что-то и снова захрапел.

Вьюгин еще не определил своего отношения к этому человеку; младший лейтенант оказался немногословным, сразу завалился спать. Вьюгин вспомнил, как тот вошел, как поздоровался, как попросил разрешения «соснуть».

— Располагайтесь, — сказал Вьюгин.

Младший лейтенант разулся, поставил около топчана тяжелые солдатские сапоги с тупыми носами. Оставшись в белых шерстяных носках грубой вязки, пошевелил онемевшими пальцами ног, расслабил, а затем снял ремень, поискал глазами, куда бы пристроить его. Не найдя подходящего места, свернул ремень колечком и положил возле сапог. Виновато улыбнувшись, накрылся шинелью и сразу заснул.

Вьюгин сравнивал свои первые впечатления с тем, что он узнал об этом человеке от Поперечного. От младшего лейтенанта действительно попахивало парикмахерской. «Ну и что ж», — подумал Вьюгин. Ему понравилось, что, прежде чем войти в блиндаж, тот пошаркал ногами, сбивая с подошв грязь, понравилась его опрятность: несмотря на долгий и утомительный марш, одежда младшего лейтенанта была чистой. На Вьюгина произвела впечатление и невозмутимость этого человека. Чувствовалось, что он с характером. Но храп… Этот ужасный храп!