— Вот блиндаж! — услышал он.
Кто-то спрыгнул в окоп. Подойдя вплотную, зажег спичку.
— Ты?
Егор узнал Рыбина и почему-то обрадовался.
— Промокли мы до самых костей, — пожаловался ефрейтор. — На пути поломка была. Первым делом обогреться и обсушиться надо.
— В блиндаже битком, — предупредил Егор.
— Втиснемся!
— Навряд ли.
— Втиснемся! — уверенно повторил Рыбин и обернулся. — Скоро вы там?
— Сей секунд, Лексей!
— Ездовой наш, Фомин, — объяснил Рыбин.
Фомин спрыгнул в окоп вместе с другими бойцами.
— А Кущ где? — поинтересовался Рыбин.
— До ихнего командира ночевать пошел. — Фомин кивнул на Егора. — Оне сегодня в настроении. Так что, Лексей, смело можешь тикать, если какая на примете имеется.
— Сдурел, старый? — рассердился Рыбин.
Фомин отступил на шаг.
— Ты ведь, Лексей, такой: юбку увидишь — ноздри раздуваешь.
— А ты как думал? — огрызнулся Рыбин. Повернувшись к Егору, спросил: — Женщины тут есть?
Егор почувствовал, как его рот помимо воли растягивается до ушей.
— Та девушка тут.
— Какая девушка?
Егор обиженно засопел.
— Надя? — догадался Рыбин.
— Она.
— Не может быть!
— Точно, — подтвердил Егор. И на всякий случай добавил: — Недавно разговаривал с ней.
«Значит, сбылось», — подумал Рыбин и спросил:
— Объяснился?
— Да нет.
— Чего?
— Боялся, что не поверит.
— А я сразу ошеломляю их. Женщины любят смелых и напористых.
— Не все, — подал голос Фомин.
Рыбин покосился на него.
— Пошли, что ли.
Из блиндажа пахнуло духотой и почти тотчас раздалось:
— Холодно же, черти!
— Не ори, — беззлобно сказал Рыбин. — Дышать нечем, а он — холодно.
— Больной это, — предупредил Егор. — Наверное, малярия.
— От такой вонищи какая хочешь хворь прицепится, — пробормотал Фомин.
Рыбин рассмеялся. Смех разбудил бойцов. Кто-то проворчал спросонок:
— Кто там глотку дерет?
— Боги войны прибыли, — объяснил Рыбин. — Ну-ка потеснитесь, ребята!
Егор подумал, что кому-то придется спать стоя, но после недолгой возни, к его удивлению, разместились все: кто-то лег бочком, кто-то поджал под себя ноги. «Как в переполненном трамвае, — подумал Егор. — Даже пошевелиться нельзя».
— На волю пойду, — сказал он.
— Под дождем кемарить будешь? — подковырнул Рыбин и потрогал заметно подросшие за последние дни усики.
— Зачем под дождем? В лесу стог есть — сам видел.
— А не побоишься один?
— Н-нет. — Егор подумал, что в лесу, пожалуй, будет страшновато, но отступать было поздно.
— Я тоже пойду! — неожиданно сказал Рыбин. — Зароемся в сено — хорошо будет.
— И я с вами, — присоединился Фомин.
Стог нашли быстро. Он был огромный, издали походил на покинутый дом. Фомин растер несколько сухих травинок, понюхал их:
— Прошлогоднее!
— На нюх определил? — поинтересовался Рыбин.
— Обыкновенно, — отозвался Фомин. — Свежее сено полднем пахнет. Я до войны конюхом был и это верно знаю.
Они разворошили сено, устроились и несколько минут молчали, вслушиваясь в шорохи дождя. Потом Рыбин закурил.
— С оглядкой, Лексей, — забеспокоился Фомин. — Ведь ровно на порохе лежим.
— Не впервой, — буркнул Рыбин и вспомнил, как много много лет назад (ему казалось, что это было давным-давно, на самом же деле эти годы можно было по пальцам пересчитать) он вот так же покуривал на свежем, еще сохранившем солнечное тепло сене. Рядом с ним лежала Маруся, чуть напуганная, но счастливая. В тот день не было дождя, на небе крупно мерцали звезды, от луны тек ровный, мягкий свет. Из деревни доносились переборы гармошки, приглушенные расстоянием; изредка то появлялись, то исчезали какие-то огоньки.
— Светлячки, — прошептала Маруся.
Рыбин выпустил изо рта дым и нежно поцеловал Марусю в глаза; хотел поцеловать в губы, но спохватился: «Табаком пахнет».
Маруся вздохнула и сказала:
— В глаза целовать — к разлуке.
— Чепуха, — возразил Рыбин.
«Маруся права была», — подумал он сейчас и сказал вслух:
— Не спится.
«Не спится», — молча согласился Егор. Ему хотелось поговорить о Наде, но он почему-то стеснялся Фомина.
— О чем думаешь, Егор? — спросил Рыбин: ему тоже надоело молчать.
Фомин чихнул, и Егор пробормотал:
— Просто так лежу.
— И Надю не вспоминаешь?
— Н-нет.
Рыбин хмыкнул. Повернувшись к Фомину, спросил:
— А ты, старый, почему сон гонишь?
Фомин вздохнул:
— Кости ломит, и думки с головы нейдут.
— Все небось, ё-мое, о дочерях?
Читать дальше