Вадим, поднажав, догнал Мишу с Олегом, а Таня оторвалась от них и в несколько прыжков поравнялась с Кубой. Так, нога в ногу, они закончили круг, и Таня, победно вскинув руки, остановилась. Парни уходили на третий километр, девочки одна за другой набегали на финиш и собирались возле скамеек, частично выходя из поля зрения. Но Таня не выходила – стояла ко мне лицом, с довольной улыбкой, будто и не было позади этих восьми кругов.
Звонить в Москву с переговорного пункта стоило времени и, главное, денег. Но был некоторый шанс дозвониться из дома по военным каналам связи. Мы иногда соединялись таким образом с ленинградскими бабушкой и дедушкой; главное условие здесь – не наглеть.
– Можно попробовать, – сказала на мой вопрос Светлана, – позвони мне на работу в четыре часа. Я «ласточка», свяжусь с «беркутом», попрошу набрать городской. Если получится, минут десять у вас будет.
– Спасибо! С меня пять кило винограда.
– Да брось, Саша. Сколько раз я от вас говорила, и вообще.
И вот теперь я сидел на деревянном полу возле телефона, стоящего на диване, и, прижимая к уху трубку, ждал. Трубка соединяла меня с большим осенним лесом. Почему-то я представлял именно северный российский лес, где гостил последний раз ещё младшим школьником, этакий шишкинский бор – просторный, светлый, с грибным ароматом. Невидимые руки тянулись друг другу навстречу, искали друг друга, ворошили опавшие иголки, хватались за тонкие веточки, и те с сухим треском подламывались. Я ждал – и почувствовал мгновение, когда руки крепко и надёжно сомкнулись.
– Алло! – сказал в трубке девичий голос.
«Алло, алло, алло…» – прозвучало медленно затихающее эхо.
– Здравствуйте, – ответил я.
«Асти, асти, асти…» – это я, что ли, так рычу?!
– …слышу! – вклинился в моё эхо девичий голос и пробудил собственное эхо, слившееся с остатками моего в причудливый дуэт. Потом раздался щелчок и всё стихло, и в тишине растаял воображаемый лес. «Разъединили?» – подумал я, но на всякий случай произнёс:
– Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, Оксану.
– Сейчас! – ответила Алиса – я сразу понял, что это она, – ответила так чисто и близко, будто не было ни трубки, ни полутора тысяч километров между нами. Оксану она подозвала, вероятно, жестом, состроив очень хитрую гримасу, потому что первые слова Оксаны звучали пополам со смехом:
– Я слушаю.
– Оксана, привет, это Саша.
– Здравствуй! – ответила она, – ты откуда звонишь? – и вновь тихо прыснула.
– Из дома, через «ласточку». У нас десять минут.
– Тогда рассказывай скорее, как дела.
Я стал рассказывать, что Наталья Валентиновна снова на больничном, я в её отсутствие читаю «Morning Star» со словарём, но всё равно чёрт ногу сломит в этих tenses, их придумали враги человечества; что днём погода почти летняя, но по утрам всё холоднее; что мы с одиннадцатиклассниками решили создать ансамбль, только барабанов не было, и, чтобы купить их, мы тремя парами по очереди ездим убирать виноград…
– Это интересно, – заметила Оксана.
– Ещё как. Две недели отработали, а установку-то купили без нас, сегодня привезли. И мы ведь догадывались, что так и будет.
– Зачем тогда работали?
– Потому что интересно, – объяснил я. – А со следующей недели вся школа, кроме мелких, будет ездить на виноград, так что мы допашем свой месяц. Будем приезжать на автобусе вместе со всеми, там незаметно отделяться…
– Ясно. А с кем ты в паре?
– С Таней.
– Подожди… С Танюхой? Из одиннадцатого?
– С ней.
– А ты случайно не влип? – с подозрением спросила Оксана. – Ну-ка, Санёк, признавайся…
– Наверное, да, – не стал отпираться я. – А почему ты спрашиваешь?
Оксана рассмеялась в голос:
– Поздравляю! Что в тебе люблю, так это честность. Просто я её немного знаю, был один случай познакомиться, тебя тоже… Вот и подумала, представила вас рядом. Значит, у Ленки нет шансов… Ладно, никому не скажу, не бойся. Время заканчивается, Саня, пиши-звони. До встречи!
Я рассказывал Тане, что в не столь далёком детстве, всего-то несколько лет назад, всем приключенческим книгам на свете предпочитал томики из серии «Пламенные революционеры». Небольшие, почти карманного формата, очень качественные и приятные на вид, они и внутри были полны очарования. Сами фамилии героев – Кржижановский, Лепешинский, Эссен и другие столь же звучные – говорили об их незаурядности, и, если в это общество попадал какой-нибудь Мартов, таинственный отблеск озарял его, превращая отчасти в Цедербаума. Знаю, знаю, что на самом деле наоборот. Но ведь так – интереснее, правда?
Читать дальше