Вот только музыка год от года вырождалась. Чего стоила, например, модная в этом сезоне песня, где в конце припева повторяется слово «Эльдорадо», а слышится, как ни настраивай уши: «Эй, зараза!» – но эта зараза хотя бы смешная, от других и того не дождёшься. Одни лишь медленные темы не сдавались, возвышаясь авианосцами над этой утлой эскадрой. Звучал и «Отель Калифорния», если хорошо попросить диск-жокея, и «Мой друг художник и поэт», а уж Wind of Change с его знаменитым свистящим вступлением под гитарный перебор – каждую субботу непременно.
Мы с Таней танцевали под ветер перемен, стоя друг от друга сантиметрах в пяти, может быть, в десяти, но уж никак не дальше пятнадцати. Танины руки лежали на моих плечах, я легко держал её за гибкую талию с переливающимися в такт шагам мускулами. Шаг на левую ногу – импульс в мою левую ладонь, шаг на правую – его зеркальное отражение. Огни фонарей искрились в Таниных глазах, сегодня подведённых стрелками и оттого как бы незнакомых. Непривычно убранные волосы открывали высокую шею. И в этом тёмно-синем платье, которое сейчас казалось почти чёрным, я прежде её не видел.
Кое-что я не мог понять. Мы вместе работаем, я провожаю Таню домой – и ведь больше ничего; даже в школе, встречаясь на переменах, едва заметно киваем и расходимся. Но вот на дискотеке заиграл медляк, а я где-то в стороне, бывает. Таню пригласит Миша, Куба или кто-то другой из наших, это запросто, – а в конце мелодии обязательно подведёт ко мне и сдаст с рук на руки, всем видом говоря: «где пропадал, румынский тормоз? В другой раз не теряй своё сокровище». Были и другие признаки, по которым я догадывался, что друзья смотрят на нас почти так же, как на Свету Шульц с Вадимом. С чего бы, интересно? У них-то всё решено, они после школы подают заявление в загс и лишь потом документы в институт, а мы?.. Очень, очень это было странно.
– «У Светы Соколовой день рожденья, ей сегодня тридцать лет…» – тихо пропела Таня по пути домой. – Дурацкая песня, но… Как подумаешь, и нам будет тридцать лет. Не страшно?
– Нет, – ответил я, – даже не могу представить, если честно, не хватает фантазии.
– Мне, наверное, тоже, – сказала Таня, – а может, и правда не будет?
– А я вчера вечером решил один вопрос, – похвастался я. – Несколько лет не знал ответа и вдруг нашёл. Эврика.
– Какой вопрос?
– Связан с «Золотым телёнком». Помнишь, когда Остап добыл миллион, он встретил на вокзале Шуру, дал ему пятьдесят тысяч?
– Помню, а тот дурень так глупо их потерял.
– А что было потом? Остап приехал в Черноморск, встретил Адама Козлевича…
– И что? – спросила Таня.
– Как что? Почему он Адаму не дал пятьдесят тысяч, а только маслопроводный шланг для «Антилопы»?
– Действительно… Странно.
– Не то слово. Я, помню, всех взрослых замучил: почему? Было ужасно обидно за Адама, разве он не заслужил? Или Бендер стал жадным?
– Да вроде, не должен, – подумав, сказала Таня, – а что говорили взрослые?
– Никто не мог ответить. А вчера я понял.
– Что?
– Он на самом деле дал ему пятьдесят тысяч. А может, и сто, просто авторы об этом не написали.
– Почему?
– Над ними висела идеология, надо было показать невозможность богатого частника в советской стране, а если он всё-таки возможен, об этом умолчать. Ведь Адам бы нашёл деньгам применение? Не потерял, как Шура?
– Думаю, не потерял.
– А вот об этом писать нельзя. Пусть живёт с деньгами и со шлангом, а напишем только про шланг. Похоже на правду?
– Наверное. А что-нибудь ещё такое замечал?
– Так, по мелочи. Скажем, когда Остап приходит к Корейко второй раз, уже с папкой, и всю ночь уламывает. И утром тот говорит: «Когда вы в первый раз ко мне пришли под видом милиционера, я принял вас за мелкого жулика». Ты в это веришь? Смотри: он ведь должен понять, что против него действует целая шайка. Минимум три человека. Двое отобрали деньги, третий принёс. А сколько ещё? Хотя бы попытаться выяснить он должен? С его-то осторожностью.
Таня кивнула.
– Думаю, тут возможны два варианта, – продолжал я, увлекаясь. – Либо он сразу исчезает и появляется в другом месте, либо Остап с друзьями однажды исчезают и нигде больше не появляются. Но просто сидеть на попе ровно? Не может этого быть, потому что не может быть никогда.
– Тебе бы детективы писать, – смеясь, сказала Таня. – Как-то мы опять незаметно пришли… Если хочешь, зайдём ко мне. Предков пока нет, ушли к друзьям на день рождения до двенадцати часов.
Читать дальше