И откинулась на спину, разбросав руки острыми углами, как на египетском барельефе, и приоткрыв рот. Но тут же поднялась, мы ещё посмеялись, и вновь эта неловкость… Не знаю, чувствовала ли её Таня. Я чувствовал.
– Вот, вспомнила, – сказала она:
Ты далеко в эту звёздную ночь,
Нам телефоны не могут помочь,
Нас телеграммы уже не спасут…
– Когда слышала в детстве «уже не что-то там», – продолжала она, – в первую секунду всегда удивлялась: у какого Жени?
– Или у какой?
– Нет, в моём представлении Женя всё-таки мальчик.
– Несмотря на Тимура и его команду? А я помню… блин, только что помнил!.. – я невероятным усилием схватил за хвост почти ускользнувшую мысль и, преодолевая сопротивление, потянул на поверхность. – Ага, вот оно:
Мужчины, мужчины, мужчины
К барьеру вели подлецов…
– Слышала?
– Давно когда-то.
– Я тоже давно. В моих ушах последнее «в» терялось, и я слышал: «К барьеру вели под лицо».
– Это как?
– Не знаю, но я не удивлялся. Можно ведь ходить под руку? Значит, можно и под лицо, примерно вот так, – я взял себя всей пятернёй за нижнюю челюсть. – И ещё это было как-то загадочно связано со словом «заподлицо».
Таня смеялась. Многие книжные герои, тот же бунинский Арсеньев – как ни странно, беседовать об этом было возможно только с книжными героями, – рассказывали мне впоследствии, как хороша девушка в минуты её уныния и какую ревность непонятно к кому, чуть ли не злость и желание немедленно вернуть уныние и тоску вызывает её смех. Я удивлялся, думая: не тех вы девушек встречали! – и в тот миг, дома у Тани, хотел бы вспомнить ещё что-нибудь забавное, но всё-таки был слишком напряжён, чтобы настроиться на нужную волну.
– Я, кстати, прочитала Грина, – сказала Таня и, взяв со стола знакомый том, вновь села на кровать, – большое спасибо за книгу. И первым делом «Возвращённый ад». Чем он так тебе понравился?
– Не то чтобы понравился, скорее расстроил.
– Чем?
– Да как бы сказать… Я хочу быть таким, как этот Галиен Марк был сначала, вот, – я нашёл нужную страницу: – «Не было вещи и факта, о которых я думал бы непосредственно: все, что я видел, чувствовал или обсуждал, – состояло в тесной, кропотливой связи с бесчисленностью мировых явлений, брошенных сознанию по рельсам ассоциации. Короче говоря, я был непрерывно в состоянии мучительного философского размышления…» Хочу вот так посмотреть на мир, это интересно, – продолжал я, – а я простой, каким он стал после дуэли. Я бы тоже мог написать такой рассказ, – перелистнул несколько страниц: – «За окном лежит белый снег. За ним тянутся желтые, серые и коричневые дома. По снегу прошла дама, молодая и красиво одетая, оставив на белизне снега маленькие частые следы, вытянутые по прямой линии…» Это скучно. Почему я такой?
Я не думал, что выскажу это хоть кому-нибудь, ещё минуту назад не представлял. Само вылетело. Таня смотрела так, что я не мог описать её взгляд одним словом: в нём была одновременно вся мировая скорбь и всё веселье, запертое в клетку самообладания.
– Как мы всё-таки неправильно сами себя видим, – наконец произнесла она. – Ты уж такой непростой, Саня, поверь, рядом с тобой даже Мишка простоват.
– Правда, что ли?
– Ненавижу врать, а тебе тем более не буду. И мне очень жаль, что они расстались, – кивнула на книгу.
– Не расстались они, – возразил я.
– Думаешь?
– Он убедил её, что стал прежним, и она не ушла.
– Буду верить, спасибо, – сказала Таня, коснувшись моей руки, и, помолчав секунду, продолжила невинным тоном: – На четвёртом этаже есть комната. У комнаты деревянный пол и стеклянное окно, а напротив него белая дверь с жёлтой ручкой. У стены стоит письменный стол… – она задрожала вся, но справилась, – и кровать. У неё четыре ноги. Внизу. А наверху два малолетних придурка…
Не удержалась и прыснула, а следом и я. В замочной скважине заворочался ключ: вернулись Танины предки. Таня встала, оглянулась на меня и рухнула на кровать, заливаясь во весь голос.
Очень скоро к нам постучали.
– Да-да!.. – сказала Таня, на миг приподняв голову. В комнату заглянула Танина мама, Виктория Александровна, темноволосая, худощавая и стремительная. Я знал её в лицо, здоровался на улице, и сейчас, хоть был не очень-то способен к внятной речи, собрался и сказал:
– Здрасте.
Вышло примерно как у Фрунзика в «Мимино».
– Здравствуйте, – ответила она с интонацией настоящей донны Розы, очень современной донны Розы в облегающих джинсах и яркой футболке навыпуск.
Читать дальше