Альфонз Беднар - Современная словацкая повесть

— Ну, прибавилось у тебя ума? Мужиков хоть пруд пруди! Выходи за первого, кто посватается, да хоть за Поплугара Шани. У меня их трое было, и ничего, не пропала! Это тебя в школе испортили! Кому нужна твоя верность, если Такач такой проходимец? Обманулась, однако, ты в любви, обманщика любила… — пытается Магда утешить дочку от первого брака; маленькая Яна на второй материной свадьбе поклялась, что будет иметь только одного мужа и никогда не предаст его, как мамка папочку.

— И сегодня у меня мужчина был, — хвалится Магда Швабекова, чтобы продемонстрировать преимущества своего мужепонимания.

— Отстань от меня! — Возмущенная Яна выбегает и скрывается на почте. Забывает, правда, запереть дверь, потому что ее взгляд тут же падает на Ферову бумажку с нужными размерами ремней.

Яна, хлюпая, снимает пропотевшее платье и натягивает на себя то единственное, что находит во встроенном шкафу, — черное платье, надеваемое по случаю печальных актов гражданского состояния. В черном она садится и, словно вдова, плачет над фотокарточкой.

Она одна, плачет, у нее болит сердце, она кладет голову на руки, и тут на почту входит цыган Поплугар Шани — коричневая кожа так и лоснится.

Он подходит к Яне и гладит ее по волосам. Яна думает, что это вернулся Феро за потерянной бумажкой, и капризничает.

— Ты что? — шепчет Шани.

— Одна я теперь, — всхлипывает Яна Швабекова, погруженная в себя.

— Случилось с ним что?

Яна думает, что это Канталич.

— Для меня он мертвый, — шмыгает она носом.

— Время все вылечит, — обещает Поплугар и ненароком под Яниными волосами находит очаровательную мочку, о которой знал один Феро Такач. Яна очень чувствительная на ушко — раз-другой глотает ртом воздух и, пока переводит дыхание, притягивает вторую руку Шани к своей груди, опускает плечи и позволяет ему расстегнуть траурное платье. Ей уже все равно, и Шанины проворные смуглые пальцы на ее белых грудях знают об этом. Он поворачивает ее к себе.

— Шани? — покорно вздыхает Яна и закрывает глаза, нарушая ради сладкой минуты свою старую клятву.

И вот, когда им так хорошо, что они ничего не видят и не слышат, на почту врывается разъяренный Феро Такач: он-де потерял здесь бумажку, а если нет, то ему нужно отсюда позвонить в мастерскую, потому как в Белом Хуторе упал со стола телефон.

— Ах так, значит! — вопит он, чувствуя себя обманутым.

Поплугар Шани уже не тот, что давеча. Пока Феро приходит в себя, у Шани в руках длинные ножницы, на лице — выражение свирепого тигра, в горле — тарзаний крик, и он бросается на «Compact»-Феро.

Феро удаляется.

Ноги сами несут его в «Надежду».

Он занимает у обходительного Швабека на две пятидесятиграммовые, но Моравец не наливает.

— Не хочу этим рисковать, — постукивает он Феро по шлему. — Пятью сотенными.

Феро выходит. Получил, что хотел, и не получил, чего не хотел, правда, за исключением бумажки. Заводит мотор и уносится в мастерскую.

Поплугар Шани закрывает дверь и возвращается к Яне, которая успела разве только испугаться.

— Что это было?

— Пьяный, потом тебе расскажу. Выходи за меня, у меня пустой дом, а я хочу много детей, — без промедления берется Шани за нелегкую работу, чтоб поскорей сбылся его сон.

Яна по многим причинам почти на седьмом небе.

— Зачем ты пришел?

— Хотел узнать, сколько стоит марка за крону, — смеется Шани.

— Ух ты! — лохматит его Яна. — Крону, ясное дело.

— Ага, — гонит дуру Шани.

— Так зачем?

— Иной раз надо только прийти.

Яна бы еще поспрашивала, но Александр Поплугар безоглядно идет к своей мечте.

Под волнистым этернитом кооперативного навеса — гнездо на гнезде.

Маленький Йожко Битман и его верный почитатель Пишти Моравец достают воробьев. Йожко еще в четверг разложил нанизанную на нитку кукурузу, но пока к ловушке не добрался, лишь покорный Пишти сообщил, что попались. Пойманные воробьи подыхают от голода и бессилия.

Ловушка на старом прицепе, куда не залазят кошки, которых с десяток бродит по объектам.

— Будешь у кур жрать? — шмякает Битман воробья с прицепа.

Воробей расплющивается.

— Теперь ты, — приказывает Йожко своему почитателю.

Пишти бросает воробья слабо, поэтому тот поднимается и по бетону отпрыгивает в угол, под ворох железа. Тянет за собой полметра белой нитки, не заметной на вымазанном известкой прицепе.

— Ты болван, — пинает Битман Моравца под зад, и у того из другой руки вылетает спасенный воробей. За ним вьется пожизненная белая нитка.